Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума

– Нелли, позвони Капланам (Капланы – это родители Яши), позови их на вечер, пусть прихватят бутылку водки. Липкиных я уже предупреждала (Липкины – это родители Фимы), но ты всё равно позвони им, напомни и скажи, чтобы захватили «Киевский» торт, они всегда могут его достать.

Володя с улыбкой отметил про себя подспудную справедливость заказов бабушки. Семье Капланов торт и выпивку и семье Липкиных торт и выпивку, но Липкиным, у которых сын заместитель директора большого обувного магазина, заказ подороже и дефицитнее.

– Как ты думаешь, Фая сможет прийти? – осторожно спросила бабушка у Нелли.

Та только пожала плечами: «А я знаю?»

– Фая – моя старшая внучка, дочка Нелли, – пояснила бабушка Володе, – вышла замуж по собственному разумению, больше скажу, неразумению. Теперь она имеет сына Яшу, пьяницу мужа и ужасную фамилию Кривонос, сплошное недоразумение. Вот что значит неправильно выбрать спутника жизни, – продолжила она матримониальную тему, которая увлекала её всё больше.

День и вечер пролетели незаметно. За столом Володя раздавал подарки, и каждый подарок восторженно рассматривался, передавался по кругу, все восхищённо цокали языками и закатывали глаза. Володя поразился предусмотрительности матери – она учла всех, даже Капланов и Липкиных, никто не остался обделённым, лишь подарок Фае так и остался лежать в его сумке.

* * *

А в это время Олег сидел в кресле и читал «Похождения бравого солдата Швейка». Зачем читал, было не совсем понятно, потому что знал он эту книгу почти наизусть. В их кругу было две культовые книги, точнее говоря, три: «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок» Ильфа и Петрова и вышеупомянутый «Швейк» Гашека. Они пришли на смену «Острову сокровищ» и «Трём мушкетерам», все щеголяли цитатами из этих книг и получалось, что там можно найти остроумный и глубокомысленный ответ на любой из жизненных вопросов.

Олегу было, с одной стороны, скучно, от настоящего, с другой стороны, тревожно, за будущее.

Всё шло вроде бы хорошо и по плану. На вокзале их встретил солидный, хорошо одетый мужчина лет пятидесяти, представившийся Иваном Петровичем или как-то так – Олег плохо запоминал имена, и отвёз их в красивый высокий дом на проспекте Мира, рядом с которым краснела буква «М» одноимённой станции метро. В большой квартире на пятом этаже дед Буклиев немедленно попал в объятья ветхой сухонькой старушки, как впоследствии выяснилось, Ольги Григорьевны, родной младшей сестры Николая Григорьевича. Олег тоже получил свою порцию приветствий, хотя и гораздо более сдержанную, без объятий.

Потом был чай, скорее, даже завтрак с бутербродами с прекрасной, невиданной в Самаре колбасой, и с сыром с огромными, с трёхкопеечную монету, дырками. Иван Петрович, оказавшийся сыном Ольги Григорьевны, плотно закусив, убежал, сославшись на неотложные дела, и старики погрузились в обсуждение своих семейных дел, Олегу непонятных и потому неинтересных. Выяснилось, что Николай Григорьевич не был в Москве пятнадцать лет – срок, пока неподвластный разуму Олега, так что всяческих новостей, радостных и скорбных, было много, и Олег откровенно скучал, меланхолично уминая бутерброды. Впрочем, один раз Ольга Григорьевна обратилась и к нему, поинтересовавшись, куда он хочет поступать, а услышав, что в университет, на химический факультет, небрежно заметила, что химический – тоже факультет, ее внук Евгений, который сейчас спит, тоже учится в университете, на экономическом, и им будет полезно пообщаться.

К полудню в дверях гостиной возник высокий худощавый парень, с взлохмаченной головой и в цветастых трусах.

– Пардон, – сказал он и исчез.

– Это Евгений, – коротко пояснила Ольга Григорьевна, – сдал сессию, теперь отсыпается. Завтра он уезжает в Крым, так что э-э-э Олегу, – вспомнила она, наконец, имя, – будет очень удобно, отдельная комната, где ему никто не будет мешать готовиться к экзаменам.

Евгений вернулся минут через двадцать, уже умытый, приглаженный, в какой-то немыслимой футболке и шортах, скептически посмотрел на оставшийся бутерброд, и бабушка с неожиданной для её возраста резвостью вскочила со стула, устремилась на кухню и принялась готовить какую-то особенную яичницу, с грудинкой, помидорами и луком.

Евгений умял богатырскую порцию, удовлетворённо кивнул головой и, не обращая внимания на разговор стариков и в то же время чуть понижая голос, чтобы хотя бы по громкости выделиться из него, обратился к Олегу.

– Поступать приехал?

– Поступать. На химический.

– Неплохой факультет. Лучше, чем биологический, где у меня двоюродный дед профессорствовал до последнего времени. Я-то сам на экономическом, – пояснил он, давая понять, что это совсем другой уровень.

– Вот, думал, сегодня документы подать, – робко сказал Олег.

– Сегодня уже поздно, – Евгений посмотрел на напольные часы, – пока доедешь… Это тебе не Урюпинск…

– Куйбышев, – поправил его Олег.

– Да хоть Питер! – оборвал его Евгений. – Час туда, то да сё, только время зря потеряешь. Поезжай завтра с утра.

– Завтра – последний день, – напомнил ему Олег.

– Документы принимают у всех, кто хочет.