Читаем Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума полностью

Конечно, он не был, пока не был, следователем по особо важным делам Генпрокуратуры, но Шилобреев Иван Пантелеймонович нисколько не преувеличивал, объясняя причины своего собственного увольнения. Карьерная лестница не терпит пустоты, все ступеньки заняты, и для того чтобы определить на одну из них, пусть и в самом низу, нового человека, необходимо выпихнуть кого-нибудь другого. Недальновидный руководитель выкинет самого беззащитного с одной из низших ступенек и утвердит на его месте нового протеже. И получит в результате одного довольного и множество недовольных, потому что к уволенному прибавятся и все вышестоящие, справедливо усматривающие в чужаке непосредственную угрозу их положению. Опытный аппаратчик выберет жертву где-нибудь на верхних ступеньках, такая жертва всегда есть на заметке, нужна только благоприятная ситуация, чтобы удовольствие от расправы совместить с пользой для себя. Жертва устраняется, все нижестоящие поднимаются на одну ступеньку и освобождают ту, ради которой и затевается вся эта комбинация. В результате множество довольных и лично благодарных, а на единственном недовольном поставлен жирный крест.

Вот в таком радушном настроении Вячеслав Мельников вышел из подъезда и, слегка помахивая супердефицитной импортной сумкой со специальным отделением для ракеток, направился к своей новенькой «девятке». Что за наглость?! На низком капоте сидел незнакомый рыжеватый парень и угрюмо смотрел на приближающегося плейбоя. И тут радушное настроение сыграло с Мельниковым плохую шутку – не оценил он парня, да и крикнул совсем не грозно: «Тоже мне лавочку нашёл! Давай проваливай, и чтобы я тебя больше около нашего дома не видел».

Свою ошибку он осознал позже, уже сидя на водительском сидении с заломленной назад левой рукой. Вообще, рабочая у него была правая, но что с ней делать в таком положении.

– Всё, всё, хватит, – хрипел Вячик, – нужны деньги – забирай, даже сумку можешь забрать. Даю десять минут форы.

– А мне спешить некуда, – спокойно сказал Володя, это был, конечно, он, – мне поговорить охота. Есть пара вопросов.

– Ты кто?

– Ульяшин. Слышал, поди, такую фамилию?

Вячик фамилию вспомнил, хотя и с некоторым трудом. Давняя была история, он её постарался вытравить из памяти. Крепко его тогда подцепили, ничего не оставалось, кроме как сделать всё, как велели. Потом нехорошо получилось, жаль парня, но он же не знал, что так получится. Да даже если бы и знал! Сашка сам виноват, думать надо было! Да и у него пятнышко в личном деле осталось. Хотя с годами понял Мельников, что пятнышко в биографии карьере не вредит, а во многих случаях даже помогает, если, конечно, пятнышко заметно только немногим высокостоящим. Никто из руководителей не любит рыцарей без страха и упрека, вроде, хороший работник, но в самый ненужный момент вдруг упрётся рогом, попрёт на принцип, и нет с ним никакого сладу.

– Ну, положим, слышал, – нехотя процедил Вячик.

– Тогда рассказывай.

– Что рассказывать?

– Всё как было, то и рассказывай, – сказал Володя и слегка придавил руку.

– А что тут рассказывать? – вяло возмутился Вячик. – Вызвали куда надо, объяснили, что делать, дали пачку долларов, я передал её Александру и попросить передать дальше, кому было указано. А потом всё честно рассказал следователю.

– Честно – это о том, как вызывали куда надо?

– Это не имело к делу никакого отношения!

– А что имело? Ведь не для своего удовольствия гэбэшники эту провокацию затеяли?

– Откуда мне знать?! Поначалу думал, под моего предка копают. Оказалось – нет, сразу отстали.

Ульяшин отпустил руку и выскользнул из машины. Вячик помассировал руку, вместе с кровотоком к нему возвращалась его злобность.

– В порошок сотру! – прошептал он в спину Ульяшину, чуть приспустив стекло.

– Кишка тонка! – Ульяшин резко развернулся и приник к дверце машины. – Хоть ты и Мельников, но горазд молоть только языком. А вот я, придёт время, тебя за яйца подвешу. Запомни! Живи – и помни! Помни – и жди!

Что-то такое мелькнуло в глазах Ульяшина, что Мельников ему поверил, полностью и безоговорочно. Со временем это впечатление стёрлось, но вспыхнуло вновь с ужасающей ясностью через много лет. Он, генеральный прокурор России, лежал на спине абсолютно голый, со связанными руками и ногами на бетонном полу в каком-то подвале. Какие-то люди суетились вокруг него, прилаживая к вделанному в потолок крюку блок и перекидывая через него толстую, миллиметра в три, проволоку. И до того, как чужие руки приподняли его дряблые, но ещё вполне работоспособные гениталии, он понял, что ему предстоит. «Нет!» – закричал он. «Ишь как завизжал, – усмехнулся один из мужчин, заматывая проволоку вокруг основания гениталий. – Звон своих должников не забывает. Давай, ребята, вира помалу!» Острая боль пронзила Вячика, его тело изогнулось дугой и вот уже голова и пятки оторвались от пола, но почти сразу раздался какой-то чавкающий звук и Вячик рухнул обратно на пол, проволока качнулась над ним и сбросила ему на грудь, к самому лицу какой-то кровавый кусок плоти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза