Черное колесо. Часть 2. Воспитание чувств, или Сон разума

– Экая незадача – сорвался! – Да, недолго повисел! – Чего делать-то будем? – Было сказано – подвесить. Больше никаких указаний не было. Так что пусть лежит. Начальство разберётся, – слышал он угасающим сознанием. Жизнь медленно вытекала через рану в паху.

Господи, какие страсти! Совсем они здесь не к месту. Они из другой оперы, точнее говоря, из другой части романа. У нас сейчас всё больше разговоры, размышления, светлые надежды, воспитание чувств. Обещаю впредь не забегать вперёд.

* * *

Олег получил маленький жизненный урок, урок «ожидания». Результаты экзамена обещали объявить на третий, максимум четвёртый день. Олег вставал рано утром, приезжал в университет загодя, час нарезал круги вокруг приемной комиссии, едва открывались её двери, врывался внутрь. Дежурившие в комиссии молодые девушки только посмеивались: «Не переживай, до следующего экзамена точно сообщат! Нетерпеливый абитуриент пошёл!»

Такого не было никогда – результаты экзамена сообщили только на девятый день, за день до экзамена по физике. Олег к этому дню похудел на пару килограммов и перестал адекватно реагировать на происходящее. День на пятый он решил проверить свои решения, нашел пару ошибок и впал в ступор, потом проверил все ещё раз и успокоился, ближе к вечеру начал проверять всё по новой, нашёл ещё ошибки и опять впал в ступор, опять проверил, убедился в правильности решения, изорвал в мелкие клочки все бумажки и отправился в шахматный клуб. Там был полный сбор – ждали комментария какого-то международного мастера по поводу первой партии матча Фишер – Спасский. Эта тема уже много недель не давала покоя всему населению Страны Советов, не говоря уже о поклонниках шахмат. Восхищение гением Фишера, онемение перед его феерическими победами, даже над непробиваемым Тиграном, вступали в непреодолимое противоречие с советским патриотизмом, признаться в котором в то время не считала зазорным даже весьма продвинутая молодёжь. Кто кого, мы их или они нас – так ставился вопрос. Одиннадцатого июля всё встало на свои места – игра Фишера вкупе с комментариями международного мастера вызывала лишь недоумённый смех в павильоне, все праздновали нашу победу, чуть подпорченную разочарованием в недавнем кумире. «Так проходит земная слава», – подумал Олег по-русски, отчасти для того, чтобы нам было проще его понять, а отчасти потому, что всё это было очень созвучно его настроению.

Николай Григорьевич, утомлённый встречами с родственниками и небывалой жарой в Москве, уехал домой. Олегу стало совсем тоскливо – не с кем словом перемолвиться. Неявка Фишера на очередную партию лишь усугубила его депрессию – даже этот сдался, куда уж нам… Пойду завтра, куплю билет…

Четырнадцатого с утра Олег приехал в университет, ни на что не надеясь, но с портфелем, полным учебников. Перед приёмной комиссией клубилась толпа абитуриентов, сгущавшаяся к щитам, на которых были проставлены оценки за письменный экзамен. Зрение у Олега было отличным, он выхватил свой номер, закрашенный красным, не веря себе, протиснулся сквозь толпу, убедился в результате и, как заправский регбист, рванул назад. Он прижимал портфель, как мяч, к груди, но, вырвавшись на свободное пространство, подкинул его вверх и громко крикнул: «Я-а-а! Я – в университете!» – и ещё долго прыгал вокруг, вызывая немалое изумление прочих абитуриентов и понимающие улыбки проходивших мимо сотрудников факультета.

* * *