Черное колесо

Люди — на отдаленном одиноком острове? Допустим, история Ирсули истинна; все равно Черный Педро и его товарищи не могли прожить здесь два столетия, даже если бы обладали столь огромной продолжительностью жизни. Ни Мактиг, ни остальные не упоминали о женщинах, оставшихся на острове, когда Рафферти увел корабль.

Может, другие нашли сюда дорогу, как пираты — случайно? Может, рыбаки, моряки с затонувшего корабля или отчаявшиеся беглые рабы с Гаити? Неужели белое племя — потомки Педро?

Никто этого не узнает, ибо никто из них не дожил до наших дней.

Но что могло их удержать на острове, если они хотели его покинуть? Они могли соорудить плоты, подавать сигналы.

Мы прошли ворота, словно пушинки, несомые течением к центру лагуны. Здесь было так глубоко, что вода казалась черной, а рыбы далеко внизу — призрачными метеорами. Я видел в глубокой черноте слабые пурпурные отблески, словно затонувшие вечерние облака. Сначала они меня удивляли, но потом я сообразил, что это пробивается свет сквозь многочисленные щели в основании острова.

Остров покоился на очень хрупком фундаменте.

Вдоль берега футов на двадцать тянулась отмель, которая вскоре сменялась чернотой. Редкая растительность жалась к коралловым утесам. Единственным признаком человека были следы, ведущие к одному из отверстий. Никаких звуков, кроме нашего дыхания.

Морган указал на вход в пещеру:

— Они там!

Эхо призрачно покатилось от стен: «Там… там… там…».

Морган сложил ладони рупором и принялся окликать ушедших именам. Эхо отвечало раскатами грома. Морган опустил руки. Вздрогнул.

— Наверное, все мертвы, — сказал он.

«Мертвы…» — согласились стены, и лодки, покачиваясь на волне, закивали: «Мертвы…»

— Мы должны идти за ними.

Стены звали: «Идти… идти…».

Мы вытащили лодки на берег и выбрались на песок. Одни из нас направились внутрь, другие остались ждать у лодок. Я оказался среди последних. Мы подтащили паклю, концы и канистры с маслом ко входу и стали ждать.

Остальные осторожно углубились в проход. Мы слышали их голоса: они говорили о каком-то запахе. Голоса становились слабее, казались странно искаженными, разорванными.

Тень накрыла остров, словно крышка котел — тучи закрыли солнце.

Я гадал, где может быть сокровище. Если остров населен страшными существами, которых описал Морган, как Бенсон мог спрятать сокровища?

Но он это сделал. Иначе как он мог внушить Бурилову и остальным знания об острове? Если он здесь не бывал, то не мог бы описать Мактигу проходы через мели.

Возможно, белые существа иногда покидают остров в поисках пищи на меньших островах, где есть зелень. И Бенсон наткнулся на это место как раз в такое время.

Да, в конце концов, существует-таки один шанс из тысячи, что Бенсон запрятал здесь сокровище. Либо это, либо — Ирсули.

Все связанное с феноменом Ирсули я мог объяснить материалистически. Ничто не оправдывало веру Пен в призраков. Загипнотизированные, специально подобранные из-за своей восприимчивости люди верят, поскольку им внушено, что гипноз — на самом деле их подлинные воспоминания.

Мактиг сказал, что Бенсон бывал раньше в этих водах. Экипаж, набранный для этого плавания, был новым. Зачем? Только для того, чтобы скрыть от жертв, что Бенсон уже побывал здесь.

Весь план был дьявольски точен и хитроумен. Единственный аргумент против — слишком большой промежуток времени между началом и завершением. Но безумцы типа Бенсона очень терпеливы.

Но хоть я и был уверен в безумии Бенсона, доказательства были настолько двусмысленны, что мне никогда не поколебать уверенности Пен. Если нам каким-то чудом удастся спастись, мне придется делать вид, что она оказалась права. Иначе я ее потеряю.

Мысли мои вернулись к ушедшим в пещеру. Почему они молчат? Давно ли они ушли? И тут из пещеры, приглушенные расстоянием и стенами, донеслись крики и выстрелы.

Оставшиеся кинулись внутрь. Какое-то безумное мгновение я боролся с желанием завалить вход паклей и ветошью, поджечь и запечатать всех внутри. Потом с тоской посмотрел на ждущие шлюпки и последовал за остальными.

Коридор поднимался и извивался, в нем было темно. Тошнотворно пахло гнилой рыбой. Я чувствовал себя как микроб в артерии, полной черной крови.

Сильный сквозняк рвал волосы, от него звенело в ушах. Пол был гладкий, словно отполированный множеством ног. Там, где руки для устойчивости касались стен, последние были стершимися, в остальных; местах — грубыми и неровными.

Коридор раздвоился, ветер дул из одного разветвления, я углубился в другое. Вонь стала такой сильной, что я закашлялся. Сзади послышался какой-то хриплый звук, возможно, эхо моего кашля, — но я повернулся; фонарик выпал у меня из рук и разбился.

Пираты обычно убивали тех, кто закапывал их сокровища. Не потому, что мертвые не могут разгласить тайну, но затем, чтобы души убитых охраняли сокровища, отпугивая чужаков.

Я увидел — одну из этих душ!

Белую — не розовато-белую, как альбинос, а эмалево-белую, как слепой тритон. Белыми были даже глаза с остекленевшим пустым взглядом!