Черное колесо

— Слим Бэнг, рассказывали вы кому-нибудь о своих снах? И произносили… ее… имя?

Он с достоинством выпрямился.

— У меня и без этого, хватает неприятностей. И я не хочу, чтобы все смеялись над суеверным негром. Они ведь не знают, что рассказывала мне мама.

Я знаком попросил его продолжать.

— Я видел ее так же ясно, как вижу вас. Я не хотел ее любви и велел ей уйти. Я закрыл ее, сэр, в темном шкафу и забил дверь гвоздями.

Я вздрогнул и попросил его повторить. Он повторил. Я спросил:

— А капитан Бенсон был в вашем сне?

Он посмотрел на меня так, будто я тоже даппи и читаю его мысли.

— Да, сэр. Это он велел мне прогнать ее и забить дверь. Это очень плохо, сэр! Если бы она пришла, когда я не сплю, у меня хватило бы здравого смысла, сэр. Я не стал бы сердить ее. Но во сне я ничего не мог сделать и прогнал ее, словно это был не я, а кто-то другой.

Если только он не шутит, получается, что на корабле теперь четыре случая одержимости старым капитаном. Рука случайности должна быть гораздо более гибкой, чем обычно считается, чтобы обеспечить такое совпадение.

Я спросил:

— И что было потом?

— Потом мне приснилось, что я умер, доктор Фенимор. Мне снилось, что я заколотил дверь за ней и упал замертво. Вот и все. Но это предостережение, сэр. Она предупредила меня, что я умру.

Я расспросил его о подробностях, но хоть он и пересказал свой сон несколько раз, больше я ничего не узнал. Информация была очень туманной, даже для чернокожего, который считает ее дурным предзнаменованием. Он утверждал, что плачет именно поэтому, но я его все равно тщательно осмотрел. Если не считать легкого раздражения, ничего необычного я не обнаружил. Я промыл ему глаза и отпустил.

После этого я задумался. Рассказы леди Фитц, Мактига и Слима Бэнга слишком хорошо совпадали, чтобы счесть это игрой случая. Пен тоже считала колесо живым; может, она по каким-то причинам умолчала о чем-нибудь. Может, ей тоже что-то… приснилось?

Может, Бенсон обладает какими-то сведениями о старом капитане, которые предпочитает никому не сообщать? Знает ли об этом Пен? Что, если влияние на нее Чедвика основано как раз на этом?

У меня не было права вмешиваться в дела Бенсона, но и у него нет права устраивать такой грандиозный розыгрыш. Ни у кого нет. Но если это действительно розыгрыш, тогда у меня есть право врача. Возможно, какое-то зловещее и ненормальное воздействие оказывается на пассажиров и членов экипажа «Сьюзан Энн». И последствия этого могут быть столь же серьезны, сколь и непредсказуемы.

Я решил навестить Бенсона и выведать у него все, касающееся старого капитана — в любом случае тяжелая задача, и безнадежная, если он поймет, какова моя истинная цель. У меня созрела одна идея, но какую форму она примет, я не знал. Все равно, что следить за облачком, которое возникает на горизонте в форме цветка, а в зените превращается в огромную химеру или танцора с длинным шарфом.

Бенсон был совершенно спокоен, слегка угнетен, но это, несомненно, был Большой Джим. Он сидел неподалеку от портрета своего прадеда, и на меня словно бы смотрели два одинаковых человека.

Я сказал:

— Врачебный отчет, сэр. Леди Фитц сегодня весь день недомогает.

Он спокойно ответил:

— Она всегда больна, когда ей нужно отвечать за свои поступки. Что на этот раз?

— Легкий солнечный удар. Ничего страшного. — Он кивнул, тем самым как бы закрывая тему. Я торопливо сказал: — Значит, она — ипохондрик?

— Не в такой степени, как Бурилов. Она, очевидно, научилась этому у него. Вы знаете, она привела его с собой, чтобы он подлечился.

Я не знал этого. Бенсон объяснил:

— Да, когда бедный непризнанный гений Алексей чувствует, что к нему относятся без должного уважения, ему снится, что с ним вот-вот случится что-то ужасное, и мы должны быть добры с ним, ибо дни его сочтены. Или же он напивается и громит квартиру, — предпочтительно чужую. Мы должны считаться с его чувствительным темпераментом, иначе он становится очаровательно болен, и тогда мы сочувствуем его болезни. Он мог бы прожить за счет своей внешности и голоса; жаль, что он не поет, например, на концертах. Но нет, он не рожден для работы. Гораздо проще добывать все с минимальными усилиями.

Я сказал:

— Меня удивляет, что вы в них нашли: в Бурилове и леди Фитц, в Сватлове и его сестре.

Я стрелял наудачу, но попал в цель. Он сложил руки на груди, морщины около его рта углубились. Резко сказал:

— Они меня забавляют! — Потом спокойнее: — Я ведь могу позволить себе возить с собой собственный цирк? А вы можете?

Что-то было недосказано, но вот что именно? Что-то я упустил. И по-прежнему ничего не узнал, кроме того, что гости приглашены по какой-то причине, о которой он умалчивает.

Я сказал:

— Вы пропустили сегодня небольшое представление в своем цирке, сэр. Очнувшись после солнечного удара, леди Фитц исполнила прекрасный номер умственной гимнастики.

Он попался на мой крючок, зацепился, но затем засомневался и сорвался:

— Мне кажется, это вопрос врачебной этики.

— Ну что ж, — сказал я с намеренной резкостью, — я не утаиваю от вас ничего. На борту все для вас, как открытая книга.