Черное колесо

— Иногда я слышу голос, это мой собственный голос, голос Ирсули, и он произносит такие слова: «Им нужно заплатить за то, что они отдали нам свои тела. Даже если их ждет смерть, пока они служат нам, они вознесутся к черному блаженству».

— Да, да, — устало согласился я, довольный уже тем, что Флора считает свое видение сном, а не посланием с неба или воспоминанием призрачного гостя. — Вы рассказывали кому-нибудь о своих кошмарах, кроме меня?

Она вяло изогнулась, и я подумал, что сейчас последует какое-то признание.

— После моего нелепого выступления за обедом три дня назад я не считала это разумным, но Чед проявил такую заботливость, что я немного рассказала ему. И я видела колесо, — добавила она. — Я вошла в каюту капитана Бенсона — в своем красном платье, — торжественно закончила она, и я понял, что в красном она неотразима.

— Ваши кошмары начались до того, как вы увидели колесо, или после этого?

— Одни до, другие после. Но я не так глупа, как все думают. — Она надула губы, и ее нижняя губа превратилась в искушающий маленький плод. — Я все обдумала. Меня обидели, и при этом упоминалось черное колесо, поэтому оно мне и приснилось.

Это что-то новое — слушать, как мне объясняют сон: мне уже наскучило повторяться.

— Руки на колесе появились во сне после того, как я их увидела, так что и это объяснимо.

— А как же имена? Ирсули и Рафферти?

— Брат подшучивал надо мной, что мы тут застряли навсегда. Он надеялся, что наш корабль не будет похож на лодку святой Урсулы.

— А кто это?

— Она была девственницей и вместе с десятью тысячами других девственниц бежала, чтобы избежать притязаний языческого принца. Она три года провела в море.

— А Рафферти?

Она задумалась, одобрительно поглядывая на изгиб своего бедра.

— Не могу вспомнить. Но ведь это был только сон. Совершенно неважно. — И сразу проницательно: — Или все-таки важно?

Я торопливо заверил ее, что, конечно, нет.

— А ваш брат видел колесо?

— Конечно! Он тоже был в каюте капитана Бенсона, когда я пришла туда. Капитан пригласил его, потому что мой брат знает все о таких вещах.

— Преподобный — антиквар?

— Боже, конечно, нет! Это область леди Фитц. Капитана Бенсона интересовала резьба на колесе. Мой брат в своих теологических исследованиях многое узнал о символических украшениях, вот и все.

Я сказал нарочито игриво:

— Надеюсь, у него от колеса не начались кошмары?

Она хитро улыбнулась.

— Гарольду всегда снятся кошмары; без них он чувствует себя несчастным. О, я знаю, у него репутация светского человека, но есть в нем что-то от святого Антония, знаете, того самого, что отправился в пустыню, где его преследовали искушения. Гарольд всегда совершенствуется после хорошего ночного кошмара: он сокращает количество сигарет и целую неделю не дотрагивается до выпивки. Он обычно рассказывал мне свои сны, но они так нелепы, особенно когда он пытается объяснить, что хотел этим сказать Господь, что я не могла удержаться от смеха. С тех пор он держит их при себе. Бедный Гарольд, — с сочувствующей улыбкой добавила она, — он сам не знает, черный он или белый.

И продолжала в припадке откровенности:

— Вы не только врач, но и психолог. Вы, вероятно, уже догадались, зачем Гарольд взял меня сюда. Бедный путаник не доверяет Господу, считает, что Бог не сможет меня удержать. И мне кажется, — задумчиво добавила она, — он делает ту же ошибку, что и я в своем сне — ставит себя выше Господа.

Она вздрогнула.

— Надеюсь, он не заплатит за это, как я в своем сне!

И продолжала:

— Он упросил Бенсона взять меня, чтобы я вращалась в высшем обществе и нашла себе подходящую пару. Такое отношение не назовешь религиозным, а Гарольд религиозен — ну, иногда. А мне это не нравится, — откровенно сказала она. — То, что он раболепствует перед Бенсоном. Я не такая, как считает Гарольд. Я равнодушна к деньгам…

Почти не слушая ее, я размышлял. Преподобный Гарольд может разделять всеобщее «заражение» личностью Ирсули, а может и нет. Придется это выяснить.

Вполне возможно, что рисунок на колесе оказывает гипнотическое воздействие и может, как приборы в клиниках Бернхейма и Шарко, вызывать состояние умственного подчинения, сна воли. Под гипнозом человек может видеть себя переживающим самые невероятные события, но все это диктуется ему гипнотизером.

Но у колеса нет мозга, нет губ, которые могли бы внушить нужные мысли плененному сознанию. Кто же мог воспользоваться этим положением? Кто иной, кроме хранителя колеса, который всегда ревниво находится рядом с ним?

Бенсон!

Туманная мысль, которая давно формировалась у меня в сознании, вдруг приобрела резкость, она теперь напоминала не клочья тумана, а четкие очертания грозовой тучи.

Я вспомнил, как при первом же прикосновении к колесу почувствовал тревогу. Мне уже тогда следовало понять, какое воздействие оно оказывает на сознание. Я вспомнил также тот момент, когда вчера Бенсон спросил меня, что я вижу в колесе, и его разочарование, когда я ответил, что ничего, кроме прекрасной резьбы. Я вспомнил его обвинения, что я, как и остальные на судне, шпион.

Я пытался припомнить все, о чем мы с Бенсоном говорили.