Черное море

Для чего это было сделано? Внятного ответа на этот вопрос не существует по сей день. Страх Сталина перед возможной войной на Черном море, его воспоминания об интервенции 1919 года, завистливые происки Грузии или тот факт, что у множества понтийских греков были греческие паспорта, – все это выдвигалось в качестве объяснения. Возможно, настоящий повод состоял в том, что греки были семьей. Их человеческие связи были прочнее, чем искусственные узы, навязанные тоталитарной системой. Их преступление заключалось в том, что, постоянно проживая в Советском Союзе, они были космополитами; они принадлежали к более широкому миру торговли, сплетен, свадеб и семейных похорон, чья деятельность продолжалась поверх советских границ и невзирая на них.

Но жизнь Черного моря без греков – местных политиков и земледельцев, бакалейщиков и владельцев кафе, журналистов и банковских служащих, торговцев зерном и капитанов дальнего плавания – была лишь бледной тенью его прежней жизни. Прежде соседи завидовали грекам, теперь их мучительно не хватало.

Фазиль Искандер – великий русский писатель XX века – родом из Абхазии. В его романе “Сандро из Чегема” есть эпизод, в котором Сандро, абхазский герой-авантюрист, соблазняется покупкой дома, прежде принадлежавшего греческой семье. Мужа и жену сослали в Сибирь, их осиротевших детей родственники забрали в Россию. Это симпатичный маленький домик, ухоженный, обсаженный цветами и фруктовыми деревьями. Но потом отец Сандро, деревенский патриарх с гор, постепенно понимает, отчего дом пустует и почему горсовет продает этот дом его сыну по цене двух свиней:

– Сын мой, – начал он тихим и страшным голосом, – раньше, если кровник убивал своего врага, он, не тронув и пуговицы на его одежде, доставлял труп к его дому, клал его на землю и кричал его домашним, чтобы они взяли своего мертвеца в чистом виде, не оскверненным прикосновением животного. Вот как было. Эти же убивают безвинных людей, и, содрав с них одежду, по дешевке продают ее своим холуям. Можешь покупать этот дом, но – ни я в него ни ногой, ни ты никогда не переступишь порога моего дома!

Как и крымские татары, с которыми они делили изгнание, понтийские греки в Советском Союзе не просто сидели и плакали на реках Вавилонских. Они подпольно и нелегально пытались учить понтийскому греческому своих детей, которым в школе внушали русско-советскую культуру, признававшую только один язык. В пыльных колхозах Казахстана и Узбекистана родителям удавалось передать детям хотя бы обрывки своей культуры, в особенности музыки и кухни. В то же время их ощущение собственной идентичности медленно менялось и закалялось в ходе десятилетий, проведенных в Средней Азии. Несмотря на то что теперь они утратили связь не только с Афинами, но и с остатками старой греческой диаспоры вокруг Черного моря, оставшегося за тысячи миль к западу от них, их “греческое” самосознание укрепилось, обернувшись верой в их собственную политическую идентичность.

Большинство ссыльных понтийских греков сохранили свои греческие паспорта. После Первой мировой войны афинское правительство распределило в диаспоре государственные удостоверения личности как дань уважения умирающей “великой идее” национального воссоединения. В то же время этот жест согласовался с новым националистским течением, появившимся после 1918 года, то есть с представлением о том, что право и даже долг национальных государств – в определенной мере распространить свое гражданство на соплеменников за рубежом. Культурное родство следовало развить, превратив в политические связи. Эту идею подхватили в первую очередь нации с традицией эмиграции и опознаваемой диаспорой. Германия, Ирландия и, наконец, Израиль были в числе национальных государств, которые выработали свои варианты “права на возвращение”, то есть права на гражданство, основанного на этнических критериях, а именно на биологических, религиозных, культурных или сочетании всех перечисленных. Польша до и после Второй мировой войны экспериментировала с разными вариантами “Полонии” – категории, созданной прежде всего с целью подсосаться к богатству огромной польской диаспоры в Соединенных Штатах.