Черное облако

               Министр выразил восхищение проделанной учеными работой и добавил, как будто он только сейчас вспомнил, что премьер лично заинтересовался вопросом, который профессору Кингсли может показаться незначительным, но который он, министр внутренних дел, считает весьма деликатным: число лиц, посвященных в суть дела, должно быть строго ограничено. По сути дела об этом должны знать только профессор Кингсли, Королевский астроном, премьер-министр и узкий кабинет, в который на этот случай включен и он, министр внутренних дел.

               Хитрый дьявол, подумал Кингсли, хочет заставить меня делать как раз то, чего я делать не хочу. Я могу избежать этого только, если буду чертовски груб, хоть он и мой гость. Попытаюсь постепенно накалить атмосферу. Вслух он сказал:

               — Можете быть уверены, что я понимаю и полностью разделяю ваше естественное стремление держать это дело в тайне. Но здесь имеются определенные трудности, о которых, по-моему, не следует забывать. Во-первых, у нас слишком мало времени: шестнадцать месяцев — это срок небольшой. Во-вторых, нам нужно получить об Облаке огромное количество сведений. В-третьих, эти сведения не могут быть получены при сохранении секретности. Королевский астроном и я не сможем выполнить всю необходимую работу в одиночку. В-четвертых, эта тайна может сохраняться лишь некоторое время. Другие могут проделать все то, что изложено в докладе Королевского астронома. Вы можете сохранять тайну только месяц, если повезет, то два месяца. К концу осени уже каждому, кто посмотрит на небо, все станет ясно.

               — Вы меня неправильно поняли, профессор Кингсли. Я имею в виду лишь настоящее время, лишь данный момент. Как только наша политика в этом вопросе будет выработана, мы намереваемся развить самую активную деятельность. Все, кому надо знать об Облаке, будут о нем знать. Никто не собирается скрывать информацию. Мы просим лишь об одном: о строгом соблюдении тайны в промежуточный период, пока вырабатываются наши планы. Мы, естественно, не хотим, чтобы этот вопрос стал достоянием общественности и предметом сплетен до тех пор, пока мы не приведем наши силы, так сказать, в боевую готовность, если в данной ситуации уместно использовать военный термин.

               — Я крайне сожалею, сэр, но ваше предложение не кажется мне достаточно убедительным. Вы говорите, что сначала выработаете нужный курс, а потом займетесь этим делом вплотную. Это очень напоминает мне телегу впереди лошади. Невозможно, уверяю вас, выработать мало-мальски стоящую политику, пока не будут получены новые данные. Мы не знаем, например, столкнется ли вообще Облако с Землей. Мы не знаем, ядовито ли вещество, из которого состоит Облако. Прежде всего, приходит в голову мысль, что из-за Облака на Земле станет чрезвычайно холодно, но может случиться и так, что станет очень жарко. Пока мы не получим необходимые научные данные, выработать какую-нибудь политику не удастся. Единственная разумная политика — это сбор всех относящихся к делу сведений, причем без промедления, что, повторяю, совершенно невозможно при соблюдении строгой секретности.

               Когда же, наконец, думал Кингсли, закончится эта беседа, которой скорей надлежало бы происходить в восемнадцатом веке. Может быть, поставить чайник?

               Развязка, однако, приближалась. Образы мыслей двух этих людей отличались слишком сильно, чтобы разговор между ними мог продолжаться более получаса. Министр внутренних дел стремился добиться от собеседника той реакции, которая была предусмотрена разработанным заранее планом. При этом ему было совершенно все равно, как он добивался успеха, важен был результат. Любые средства были хороши для достижения цели: лесть, обращение к здравому смыслу, политическое давление, игра на честолюбии собеседника и даже откровенное запугивание. Чаще всего, как и многие другие чиновники, он старался воздействовать на эмоции собеседника, облекая, однако, свои доводы в кажущуюся логичной форму. Но к строгой логике он не обращался никогда. Для Кингсли, напротив, логика была всем или почти всем.

               И тут министр допустил ошибку:

               — Дорогой профессор Кингсли, боюсь, что вы нас недооцениваете. Хочу вас уверить, что при составлении планов мы будем рассматривать самые худшие варианты развития событий, какие только можно представить.

               Кингсли рассвирепел.

               — Тогда, я боюсь, вам придется предусмотреть такой вариант, когда все мужчины, женщины и дети погибнут, и на Земле не останется ни животных, ни растений. Позвольте спросить, какую политику вы выработаете на этот случай?

               Министр внутренних дел не принадлежал к разряду людей, которые защищаются в проигранном споре. Когда он заходил в тупик, то просто менял тему разговора и к старой больше не возвращался. Он счел, что пора взять новый тон в беседе, и таким образом совершил вторую, еще более грубую ошибку.

               — Профессор Кингсли, я пытался представить дело в разумном виде, но, видимо, вы просто хотите сбить меня с толку, поэтому буду говорить прямо. Я должен заявить, что если это дело получит огласку по вашей вине, у вас будут очень большие неприятности.

               Кингсли застонал.