Теперь я могу подвергнуть эту теорию решающей проверке. Все, что случилось с ним, причем совершенно неважно, что конкретно, произошло очень близко. Мне понадобится всего двести-триста лет, чтобы добраться до места. Это очень короткий промежуток времени, остатки взрыва, если там действительно был взрыв, не успеют полностью исчезнуть.
В конце передачи Кингсли оглядел лабораторию.
— Ну, парни, это, видимо, одна из последних наших возможностей задавать вопросы. Составим список. У кого есть предложения?
— Интересно, что происходит с этими типами, если они не кончают жизнь самоубийством? Спросите, нет ли у него каких-нибудь предположений на этот счет, — сказал Лестер.
— Хорошо бы знать, постарается ли оно не повредить Землю, когда будет покидать Солнечную систему? — сказал Паркинсон.
Марлоу кивнул.
— Могут случиться три неприятности:
1. В нас попадает одна из тех газовых пуль, которые Облако выбрасывает при ускорении.
2. Наша атмосфера будет захвачена Облаком и уйдет вместе с ним.
3. Мы будем изжарены заживо либо отраженным от поверхности Облака солнечным светом, как это было во время великой жары, либо выделившейся в процессе ускорения энергией.
— Верно. Надо это выяснить.
Ответы на вопросы Марлоу оказались утешительнее, чем можно было ожидать.
— Я ни на минуту об этом не забываю, — сообщило оно. — Собираюсь создать экран, который защитит Землю на ранних стадиях ускорения, а ускорение будет гораздо более мощным, чем торможение при моем прилете сюда. Без этого экрана жизнь на Земле, несомненно, погибнет, все сгорит. К сожалению, экран одновременно заслонит Солнце от Земли и лишит вас солнечного света примерно на две недели; но это, я думаю, не причинит серьезного вреда. На поздних стадиях моего ухода вы получите некоторое количество отраженного солнечного света, но нагрев от этого будет не столь сильным, как во время моего приближения.
Труднее дать ответ на другой ваш вопрос, чтобы вы поняли его при современном состоянии вашей науки. Есть основания считать, что существуют естественные ограничения физического характера для некоторых видов информации, которой могут обмениваться мыслящие существа. Предполагается, что есть некая непреодолимая преграда, запрещающая передачу информации, связанной с глубокими проблемами. Не исключается, что всякое разумное существо, которое пытается передавать такую информацию, немедленно заглатывается окружающим пространством, иначе говоря, пространство словно бы замыкается вокруг него таким образом, что любая связь с другими существами того же ранга исключается.
— Вы понимаете это, Крис? — спросил Лестер.
— Нет, не понимаю. Но есть еще один вопрос, который мне хотелось бы задать.
И Кингсли спросил:
— Вы, вероятно, заметили, что мы старались избегать вопросов, касающихся физических теорий и фактов, пока нам неизвестных. Это произошло отнюдь не от недостатка интереса с нашей стороны, а только потому, что хотели перейти к таким вопросам позднее. Теперь, оказывается, у нас такой возможности больше не будет. Можете вы нам посоветовать, как лучше использовать оставшееся время?
Пришел ответ:
— Я думал об этом. Здесь возникает принципиальная трудность. Наши беседы велись на вашем языке, поэтому мы были вынуждены ограничиваться тем кругом идей, которые могут быть выражены с помощью вашего языка, то есть, мы по существу ограничивались темами, которые вам знакомы. Ни о какой быстрой передаче совершенно новой информации не может быть и речи, пока вы не выучите кое-что из моего языка.
Не говоря уже о чисто практических трудностях, перед нами встает коренной вопрос: обладает ли человеческий мозг достаточной мощностью? Дать на него точный ответ я пока не могу. Однако позволю себе сказать, что теории, которыми обычно объясняют появление гениальных людей, кажутся мне заведомо неверными. Гении — не биологическое явление. Дитя не рождается гениальным; чтобы стать гением, нужно учиться. Биологи, считающие иначе, не учитывают данные собственной науки: человек, как биологический вид, не получил в процессе эволюции задатков гениальности, нет никаких оснований считать, что гениальность передается от родителей к детям.
То, что гении появляются довольно редко, объясняется простыми вероятностными соображениями. Ребенок должен очень многое выучить прежде, чем он достигнет зрелости. Можно по-разному научиться делать такие арифметические действия, как, скажем, умножение. Но это означает, что мозг отдельных людей будет развиваться по-своему, каждый из них научится умножать числа, но отнюдь не с одинаковой легкостью. Тех, кто развивается удачно, называют «сильными» в арифметике. Людей же, которые освоят неудачные способы, называют «слабыми» или «неспособными». Почему так получается? Я уверен, что это дело везения. И случай определяет разницу между гением и тупицей. Гений — тот, кому повезло в процессе обучения, тупице, наоборот, не повезло. Тогда обычный человек — это тот, кто не был ни особенно удачлив, ни особенно неудачлив.