– М-мы… с Радкой созванивались. Она чувствовала себя… виноватой. Говорила, что хочет завязать с той компанией, нашла хороших ребят-музыкантов, и они успешно выступают. Но ей… тоже пришлось несладко. Эти мерзавцы не захотели ее отпускать. Они угрожали ей, несколько раз даже избили. А потом… потом стали шантажировать, так же, как она меня. Мол, иди к своему «деду», вотрись снова к нему в доверие, выясни, где он хранит деньги, и обчисти квартиру. Так она оказалась в моей шкуре, и даже хуже. Выхода у неё не было, и она пришла к тебе. А ты увёз ее далеко от Москвы. Там она почувствовала себя в безопасности. Связь там хоть и плохая, но была, мы могли слать друг другу эсэмэски и иногда созваниваться – когда ты не слышал. Она… она похожа на меня лишь внешне, а по характеру мы разные. Совсем разные.
– Да, я это понял. – Никита вдруг почувствовал, как его отпускает.
На сердце стало легко, вечная тревога, терзавшая его с того страшного предновогоднего дня, улетучилась без следа.
– Она, Радка, говорила мне, что раскаивается в своих поступках, ты супердед, лучший, какой только может быть, и она привязалась к тебе. Пойми, она ведь не хотела, чтобы Надежда Сергеевна погибла. Просто попала под дурное влияние и не ведала, что творит.
– Поэтому она молчала? – догадался Никита. – Ведь она могла рассказать мне правду о том, что случилось. Но продолжала делать вид, что она – это ты.
– Да, она боялась, что ты рассердишься и сдашь ее в полицию. Или нас обеих, что тоже было бы справедливо. – Влада замолчала. Она уже не плакала, лишь иногда судорожно всхлипывала и тяжело дышала.
Никита тронул Алису за плечо.
– Вот что наделал твой план.
– Да. – Она опустила глаза. – Я хотела как лучше. Если бы у папы были деньги, он обязательно дал бы их тете Маше на операцию. Но у него небольшая зарплата, а ещё… ещё мама должна скоро родить маленького. Я думала, это будет правильно – чтобы вы позаботились о тете Маше. Теперь все пропало… – Она тоже хлюпнула носом, что изумило Никиту. Он был уверен, что такие девочки, как Алиса, никогда не плачут.
– Ничего не пропало, – твёрдо проговорил он. – Мы найдём выход. Тетя Маша будет ходить.
– Правда? – в один голос вскрикнули Алиса и Влада.
– Конечно, правда! Я что-нибудь придумаю. Но сейчас нам пора. Алису ждут дома. А нас… – Он поглядел на Владу и Машу. – Нас ждёт Рада. Пора вам воссоединиться.
– Неужели ты не сердишься на нас? – робко спросила Влада.
– Сержусь, конечно. Но вы же… мои внучки. Целых две. Я об этом и мечтать не мог.
Влада порывисто обняла его и прижалась к его щеке…
34
Ночные фонари вдоль дороги неслись вперёд, разбегаясь веселыми желтыми огоньками в разные стороны и потом сходясь вместе, чтобы через секунду снова разойтись. Никита крутил руль и поглядывал на стрелку навигатора – она, как змея, подползала все ближе к Москве. Рядом на пассажирском сиденье дремала Маша, сложив на коленях худенькие руки. Позади сопела во сне Влада. Они проехали по МКАДу и свернули на Ленинградку. Никита почувствовал, что клюёт носом, и глотнул остывший кофе из пластикового стаканчика. Почему-то сейчас он не к месту вспомнил того седого профессора, который прочил ему спокойную старость на кефире и грелках. Вспомнил и усмехнулся. Смог бы он, этот маститый доктор, в таком возрасте преодолеть расстояние в тысячу километров? А Никита смог! И сможет ещё столько же, потому что в домике под Тверью его ждёт Рада! Они позвонили ей, сказали, что едут и она заплакала в трубку, так же как и Влада. Все плакали, и Маша с ними. Даже Никита пустил скупую мужскую слезу. Но теперь все плохие эмоции позади, а впереди только радость от встречи…
Когда автомобиль подъехал к лесничеству, только-только начало светать. Было полчетвёртого утра.
– Просыпайтесь. – Никита легонько потормошил Машу, и она открыла глаза.
Они были дымчатого цвета, и в них плескалось счастье. Такое выстраданное счастье через долгие годы ожидания. Влада позади сладко потягивалась и напевала какой-то веселый мотив. Голос ее звучал чисто и легко, правда без серебряных верхушек, зато с бархатистыми низами – так, как запомнил его Никита. Он слушал и наслаждался.
Влада сделала небольшую паузу и снова запела. Никита с замиранием сердца узнал свою любимую мелодию. Маша тоже навострила уши, прислушалась. Лицо ее вдруг побледнело, губы задрожали.
– Что ты, милая? – испугался Никита. – Что-то болит? Укачало?
– Нет, – произнесла она сдавленным голосом.
– А что тогда?
– Просто… эта мелодия… я… я знаю ее!
– Знаешь? – удивился Никита. – Откуда?
– Я пыталась сочинить ее. Я посвятила ее тебе, нашей с тобой любви! Я мечтала сыграть ее со сцены, когда еще была здорова… Ник, откуда она может знать ее?
Никита пожал плечами и, ошеломленный, обернулся к Владе.
– Что это за песня? Ты говорила, что она бабушкина любимая. Но… как ты могла знать?
Влада виновато улыбнулась:
– Я обманывала тебя. Прости. Эту песню придумала я сама, и аранжировку сделала.
Никита и Маша переглянулись. «Рыжие женщины в старину считались ведьмами», – вспомнилось Никите. Маша молчала, глядя на него напряженно и с ожиданием.