Черное озеро (СИ)

Вспоминаю собственные слова, сказанные под действием отвратительного пойла. В трезвом уме я бы никогда не позволила себе подобной вольности.

Чувствую, как щёки заливаются румянцем. Виной тому то ли неловкость, то ли холодный ветер, пробирающийся под подол платья. Зверь и воровка исчезают в густом тумане, окутавшим лес. Подсаживаюсь к Идэр и забираю огниво у Стивера. Ландау сидит по левую руку от меня, дергаясь от нервов. Огонь разгорается со второй попытки.

— Как ты это сделала?

— У меня много талантов. — отмечаю немногословно. Как Зверь.

— Да, это так.

Этот голос я узнаю из тысячи. Мален. Вздрагиваю, но не оборачиваюсь.

Я рада услышать его и ненавижу себя за это.

— Вы не могли бы оставить нас ненадолго?

Стивер поспешно поднимается и протягивает руку Идэр. Вежливость выглядит как насмешка. После того, как она затушила костёр, что он так старательно разводил, уверена, Ландау мечтает напихать горячих углей ей за шиворот.

— Только недолго. Я замерзла. — бросает напоследок Идэр, принимая помощь Стивера.

Сами разберемся.

Мне стоит огромных усилий, чтобы промолчать. Стивер и Идэр удаляются, оставив нас одних. Мален садится рядом. Распутин вытягивает раненную ногу перед собой, поближе к огню. Гляжу на языки пламени перед собой, стараясь не отвлекаться на мужчину.

Он ничтожество. Ты полюбила убогого прихвостня цареубийцы.

Распутин разглядывает меня. Пристально и бесстыдно. Героически молчу, пиная носами туфель размокшие шишки.

Может, пнуть его больную ногу?

— Княжна, вы даже не посмотрите на меня?

— Насмотрелась в свое время. — огрызаюсь. Поправляю рукой короткие волосы. Было бы что поправлять. Парень усмехается. Не так, как Амур, от него не веет скрытой агрессией. Смешно признать, что именно от него я когда-то получила самый больной удар в спину.

— Я хотел поблагодарить тебя.

А я хотела тебя, а получила по лицу от твоей праведной подстилки. Я хотела выйти замуж и убраться из отцовского дома с надежным мужчиной, но в моей жизни появился ты и все рухнуло. Я много чего хотела. Дружную семью, сестер, которые бы не желали перегрызть друг другу глотки, иметь рядом отца, а не князя Романова по вечерам за ужином. Сейчас я желаю лишь одного и только это кажется правильным — отмщения.

— Благодари и проваливай. — бросаю я, вцепившись руками в колени.

Соберись. Не теряй контроль над собой и своим языком. Пусть мысли плутают сколько им угодно, но ни за что не показывай своих истинных чувств, если это не гнев. Грудь переполняет отчаяние и обида. Глупые, детские эмоции. Была бы я старше, всё было б иначе.

— Я виноват… — запевает старую песню Распутин, но я перебиваю его, не дав договорить:

— Это всё ещё не благодарность.

Мален опешил. Большая шершавая рука касается моей. Холодная. Распутин крепко сжимает кисть и сплетает наши пальцы. Сердце потыкается в груди. Ощущение, будто я наглоталась стекла. Больно. Невыносимо. Но я не высвобождаюсь из его нежной хватки. Мне не хватает сил. Я так хотела быть с ним рядом, что даже рада происходящему. Руки, которыми он сломал меня пополам, которыми он трогал другую женщину, ласково гладят ладони. Кусаю щеки изнутри, пока во рту не разливается металлический привкус крови.

Я делаю только хуже. Тряпка.

— Я знаю, просто…я должен был тебя защитить. Тогда и сейчас. Я был обязан спасти тебя, а не наоборот.

Распутин запинается, виновато глядя на меня. Выпрямив спину, я делаю глубокий вдох и, разбиваясь на куски, прячу кисти в складках сарафана.

Безумно ненавижу себя за то, что люблю его даже сейчас. Предателем, плохим другом, отвратительным мужчиной. Я всё равно его люблю.

Хватит распускать сопли. Вдох и медленный, едва слышный выдох. Пар оседает на ресницах, скрывая подступившие слёзы.

— А, так это говорит твое ущемленное эго?

— Нет!

Он и вскидывает руки, будто сдается. Разворачиваюсь к Распутину лицом и заглядываю в глаза цвета векового льда, скрывающего за собой неизведанные глубины. Мален замирает. Ощущаю призрачное прикосновение его губ, даровавших мне первый поцелуй. Губ, отравивших меня своим ядом. Мягко улыбаюсь и провожу кончиками пальцев по холодной впалой щеке. Прикосновения обжигают.

— Единственное, что ты реально мне «должен был», так это оградить от самого себя.

Глава 10. Вскрытие в храме Богини Смерти. Инесса.

Лес сгущается над нашими головами. Руку приятно обдаёт жаром от масляной лампы. Кругом пахнет хвоей и сыростью. Темные, вымокшие деревья выглядят жутко, протягивая когтистые ветки, словно пальцы. Золотой свет пляшет под стеклянным колпаком, отбрасывая повсюду причудливые тени. Они танцуют, растворяясь за нашими спинами.

Всячески стараюсь отогнать воспоминания о сегодняшнем утре, но крики и кровь просто не хотят покидать мои мысли. Запах мертвого тела, кажется, навсегда впитался в мою кожу.

Возможно, скоро я сойду с ума.

В дневнике этот день был описан одним словом и то — нецензурное. Не быть мне писателем!

Ноги промокли. Холод разливается по всему телу, заставляя ежиться при каждом редком дуновении ветра. Амур плетётся сзади, тяжело дыша.

Зря он пошел со мной.