Обхожу завалившееся на бок дерево. Оно сгнило наполовину и густо обросло темно-зеленым мхом. Перелезаю, жду Амура и разглядываю удручающий пейзаж. Слабый свет мечется по черным контурам растений, бережно укрытым от глаз густым туманом. Они, словно чудовища, устрашающе покачиваются из стороны в сторону.
— Даму. Да. — без особого энтузиазма поправляет меня он. Мы останавливаемся, и я отдаю Амуру фонарь. Тот крутит его в руках, проверяя количество масла.
— Расскажи что-нибудь. — умоляюще тяну я, предвкушая умопомрачительные подробности его личной жизни.
— Нет.
— Ну, давай. Я устала тебя развлекать.
Забираю фонарь и тяну Амура вслед за собой. Стараюсь максимально аккуратно обходить узловатые корни, тут и там торчащие из вымокшего грунта.
— Устала? А ты начинала? — изогнув одну бровь, ту, что разделена пополам шрамом, издевается Разумовский. Встречаю его развеселившееся лицо недовольным взглядом, и он сдается. Опускает голову, будто смотрит под ноги, но я слышу, как он переводит дыхание, прежде чем заговорить вновь.
— Идэр любила слушать, как ты их называешь? Байки? — пытаюсь подтолкнуть его в интересующее меня русло. Что может быть забавнее неудавшихся отношений?
— Не знаю, вероятно, нет. — он явно не рад обсуждать неадекватную бывшую.
Прекрасно. Вот и тема для разговора.
— О, кто бы сомневался. Дай угадаю, расстались вы по этой же причине?
Амур замер, удивленно разглядывая меня сверху, будто видит впервые.
— Ты издеваешься надо мной? — наигранно обижается Разумовский, обнимая себя свободной рукой за бок.
— Она всячески пытается вернуть тебя. А значит обиженный у нас ты. Кажется, дело не в баснях.
— Инесса…
— Не думаю, что тебя бы задело то, что она отказалась слушать твои присказки…
— Инесса. — его хриплый голос граничит между угрозой и предостережением.
— Она продала все ваше имущество за твоей спиной? Я видела, как она ловко тырит мои драгоценности, а еще у меня пропала толстовка…
— Из-за нее погибла моя семья. — выпаливает он, оседая на шероховатый ствол лежащей на боку сосны. Амур обессиленно сползает вниз, и я едва успеваю подхватить его за пиджак. Парень оказывается неожиданно тяжелым и вот мы вдвоем приземляемся на влажную подушку из хвойных иголок и пожухлой травы. Мне хочется провалиться глубоко под землю от стыда.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
Слова вертятся на языке, но сказать мне нечего. Что вообще можно придумать? Соболезную? Смешно. Слова ничего не исправят. Тем более — мои. Мы не друзья, а коллеги «по цеху», нас объединяет клятва, которую Амур заставил меня произнести, а не кружок по интересам и уж тем более не тяга к взаимной поддержке.
В воздухе, полном холодного тумана, повисает тишина. Я встаю на ноги и пытаюсь поднять Разумовского, но с каждой бесплодной попыткой мой пыл угасает, уступая место отчаянию. Время тянется пугающе медленно.
— Амур?
— Ждал, когда тебе надоест.
Амур без особого труда поднимается на ноги. Он стряхивает траву со штанин, высокомерно задрав нос.
Еще бы. Я впервые вижу такого человека. Что-то мне подсказывает, что он же будет последним.
Продолжаем наш поход. Амур держится увереннее, чем раньше. Уши горят от стыда.
Идэр виновна в смерти его семьи. Но каким образом? Она их убила? Вот откуда у него шрамы? Она пыталась убить и его?
Холод пробирается под одежду, заставляя кожу покрыться мурашками.
— Замерзла?
Его голос звучит слишком сладко для человека, чье печальное прошлое я так бесцеремонно затронула. Он вообще никогда не был таким обходительным как сейчас.
— А ты?
Амур ничего не говорит, ожидая ответ на свой вопрос.
— Да. — наконец сдаюсь я, вздыхая. Ноги гудят от усталости, а сон еще так далек. Нам нужно вернуться на поляну и приготовить отвар для Разумовского и Малена. Прислушиваюсь к лесу. Там, в темноте, могут скрываться еще безумцы. Но я ничего не слышу. Ни шорохов, ни голосов. Только одинокое ворчание совы, где-то неподалеку.
— Тебе не стоит переживать из-за меня.
Его слова вгоняют меня в ступор. Амур хмурится, поправляя повязку на руке.
Что он хочет этим сказать? Раздражает мое внимание к его персоне?
Глупо додумывать чужие слова за собеседника, но я не могу спросить напрямую, потому встаю в оборонительную позицию.
— С чего ты взял, что мне есть до тебя какое-то дело?
Слова звучат грубее, чем хотелось бы. Особенно, если учесть то, что я уже опозорилась, устроив допрос о Идэр. Амур останавливается возле березы и тянется за уродливым наростом на коре.
— Я видел, как ты плакала. Ты таскалась со мной все это время, хоть я и был невыносим.
Амур стоит спиной, шаря пальцами по шершавой бересте.
— Ты всегда невыносим.
Поднимаюсь на носочки, чтобы лучше осветить деревья. Масло почти догорает, света становится в разы меньше. Пора возвращаться в лагерь.
— Знаю. Просто не придавай всему этому большое значение.
— Ты много крови потерял, тебе показалось. — отмахиваюсь, но недостаточно убедительно.
Амур протягивает мне уродливые грибы. Поспешно запихиваю их в мешок на плече. Скользкие как лягушки, они падают на дно сумки.
— Ну-ну.
Опять этот надменный тон. Он раздражает за доли секунды. Я встрепенулась.