Черное перо серой вороны

— Дак с тех самых пор, как он… это самое… существует, — с готовностью ответил Будников. И уточнил: — Одиннадцатый год уж. А до этого на ДОКе работал. То есть это он потом стал древесно-стружечным, а раньше-то у нас тут не только панели делали из стружек и опилок, но и мебель всякую, лес пилили, дрова для населения. А теперь все из-за границы везут. Туда, значит, бревна, а оттуда, значит, это самое…

— И что? — перебил его Щупляков.

— Дак ничего. Работал и работал. А чего ж еще? В Москву ездить? Дак там тоже… это самое… не шибко-то заработаешь. И дорога: электричка, метро, автобус… Кое-кто у нас ездил, дак поездили-поездили и бросили. Потому как себе же в убыток. А другие — ничего, устроились, ездют. А куда денешься?

— Ну и как, нравится вам здесь работать?

— Дак это… работа — она и есть работа. Как же без работы-то? Жена, дети, мать-старуха — без работы нашему брату никак нельзя, — словоохотливо отвечал Будников, совсем, видать, успокоившись. Он уж и кепи свое не мял в руках, и на Щуплякова поглядывал снисходительно: мол, если тебе, начальник, делать нечего, спрашивай, а я всегда готов ответить на любой вопрос. Но меня на мякине не проведешь.

— Так вы говорите, что в тот день дежурили во втором корпусе и ничего не видели? — пошел с козырной карты Щупляков.

Будников дернулся, открыл и закрыл рот, в растерянности снова принялся мять свое кепи. На лбу его и щеках выступили капельки пота.

— Вот вы, Иван Кириллович, вы лично, видели или не видели? А если видели, то что?

— Дак это… Дак ничего не видели… То есть лично я не видел. А что я должен был видеть? Наше дело такое, что голову задирать некогда. Да и что там наверху можно увидеть? Лампы — они лампы и есть.

— А надписи?

— Дак это… надписи… А что — надписи? Ну, написал кто-то… Мало ли, — постепенно приходил в себя Будников, отирая пот рукавом. — На то есть охрана. Это ее дело смотреть, кто и чего. А нам за это не платят.

— Но вчера этих надписей не было, — твердо отчеканил Щупляков, хотя и знал, что надписи появились не вчера, а раньше, но вряд ли об этом знал Будников, если действительно ничего не видел и не слышал. — Следовательно, они появились в дежурство вашей бригады. Ведь для остальных доступа во Второй корпус нет. Как же так: вы там были и не видели?

— А уборщицы? А электрики? — отбивался Будников, не поднимая глаз. — Лампа погасла по какой-то причине — меняй! Не мы же. У них, у электриков, и лестницы, и все такое-прочее. А наше дело — смотри под ноги. На потолки нам глазеть некогда, — повторил он заученно.

— Вы хотите сказать, что надпись во Втором корпусе сделали электрики?

— То есть как? — и опять на лице Будникова выступил пот. — Я ничего не хочу сказать. Я просто так, для примера, — промямлил он.

«Слабоват, — подумал о Будникове Щупляков. — Если прижать посильнее, непременно расколется». Но в его планы не входило раскалывать кого бы то ни было. Он хотел лишь знать, кто к этому причастен и может сломаться, если попадет в руки Осевкина. Но Будников, постепенно освоившись, уперся и твердил одно и то же: ничего не видел, ничего не слышал. И Щупляков не стал настаивать, отпустил его, предупредив, чтобы тот об их разговоре никому не говорил.

— Дак это самое… конечное дело… что я не понимаю, что ли? Все я понимаю, — уверял Щуплякова Будников, пятясь к двери.

Неожиданно ожила рация. Улыбышев предлагал встречу. Щупляков, ничего не объясняя, назначил встречу в гараже у Гнилого оврага через час. Улыбышев легко согласился.

Другие члены бригады Сорокина вели себя почти так же, как и Будников, но уже с большей уверенностью отвечали на те же самые вопросы, явно подготовленные к встрече с начальником охраны комбината. И когда вошел Сорокин, Щупляков понял, что перед ним как раз и есть главный организатор дела: такая уверенность сквозила в его фигуре, в серых, слегка прищуренных глазах, в развороте широких плеч.

Он сел на стул, не дожидаясь приглашения, и первым пошел в атаку:

— Вы, господин Щупляков, насколько мне известно, являетесь начальником охраны комбината. В ваши функции не входит допрашивать работников комбината. На это имеются соответствующие органы. Лично я не собираюсь отвечать на ваши провокационные вопросы. Если вы считаете, что кто-то из нас совершил преступление, обратитесь в милицию, прокуратуру, в суд, наконец. Пусть нас вызывают куда следует соответствующей повесткой и допрашивают в присутствии адвоката.

Щупляков кивал головой, как бы соглашаясь со всем, что говорил Сорокин. И когда тот закончил, протянул ему листок, на котором было написано: