Черное перо серой вороны

— Слышь, Михалыч, мне только что сообщили: схватили пацана, который подновлял надписи на гаражах. Сейчас его приведут к тебе. Он назвался Григорьевым Денисом, «Ручеек», дом пять, квартира девяносто один. Разберись.

— Кто приведет?

— А я откуда знаю? Кто-то, кому эти надписи не нравятся. Порядочные люди еще не перевелись, Михалыч. Так что жду результатов.

И — пи-пи-пи-пи-пи.

Щупляков положил трубку и задумался. Что порядочные люди не перевелись, он не сомневался. Но порядочные люди не станут хватать мальчишку, который подновлял надписи, потому что — особенно с точки зрения порядочного человека — очень даже непорядочно помогать такому человеку, как Осевкин. И тут же из глубины сознания всплыло: ну а ты сам — порядочный или нет? Вопрос был болезненным и неприятным. И ответ Щуплякову известен давно: это моя работа. В том же КГБ тоже было много мерзостей, и тоже ты оправдывался теми же самыми словами: это моя работа. Следовательно, или ты работаешь, или… А у тебя семья, старший сын учится в аспирантуре, недавно женился, средний заканчивает институт, младший… С младшим, увы, не все ладно: тот взял себе в голову, что может реализовать себя исключительно на ниве джазовой музыки, с мальчишек бредил ею, закончил музыкальную школу, играл в школьном джазе… Короче говоря, у парня крыша поехала на этом джазе, ел и спал с наушниками на голове, а есть ли к этому делу талант, бог ведает. Младший — боль и его, Щуплякова, и жены. И потому что оба джаз этот терпеть не могли, и потому еще, что не считали это увлечение сына достойной для мужчины профессией. Но так или иначе, а всем надо помогать, одевать-обувать, кормить-поить. А еще лекарства…

Не успел Щупляков принять решение, как позвонили с проходной и сказали, что какая-то женщина привела какого-то мальчишку. Женщина сказала, что вы про мальчишку знаете. И ушла. Что делать?

— Приведите мальчишку ко мне, — велел Щупляков.

Минут через пять охранник ввел в кабинет худенького белобрысого мальчишку лет четырнадцати, с подбитым глазом и разбитой губой, голова и руки от кистей до плеч выкрашены яркой оранжевой краской — явно из баллончика. Мальчишка глянул на Щуплякова ненавидящими глазами, произнес свистящим полушепотом:

— Я вам ничего не скажу.

Щупляков встал из-за стола, подошел к мальчишке, покачал головой.

— А я у тебя ни о чем и не спрашиваю. Сядь пока, посиди. Вот, попей воды, — добавил он, налив в стакан минералки и подвигая его поближе к мальчишке.

Тот презрительно скривил опухшие губы и отвернулся.

Щупляков позвонил в медпункт, попросил прийти медсестру, сказав, что у него в кабинете ребенок с травмами, полученными, по-видимому, в драке.

Пришла медсестра, пожилая женщина с добрыми морщинками у глаз, заворковала:

— И кто это тебя, Пашенька, так разделал? О господи! Все деретесь, деретесь, о матерях не думаете.

Мальчишка отскочил в сторону, вскрикнул:

— Ничего мне от вас не надо! Слышите? Ничего! И без вашей помощи обойдусь!

— Ну как же так, милый? Грязь попадет, зараза какая-нибудь… Что же ты так взбеленился-то? Экой ты, право, — продолжала ворковать медсестра. — И краска… Ее ж так просто не отмоешь. Не пойдешь же ты по городу таким разукрашенным.

Мальчишка отвернулся, сдерживая слезы.

— Заберите его к себе, Оксана Владимировна, — велел Щупляков. — Постарайтесь привести в божеский вид. Потом проводите за проходную. Я скажу, чтобы пропустили.

Когда медсестра с мальчишкой покинули кабинет, Щупляков еще долго мерил шагами его диагональ от одного угла до другого. Лишний раз подтвердилось, что у Осевкина, помимо угорских братков, наводящих порядок на рынке и улицах города, не давая развернуться в нем кавказцам, цыганам, азиатам и прочим, есть еще какая-то структура, скорее всего из бывших его подельников по бандитскому ремеслу, и в каких-то случаях он привлекает ее для решения щекотливых вопросов. Щупляков и раньше подозревал о ее существовании, но только сейчас она проявилась своим краешком, и самым неожиданным образом. Следовательно, Осевкин на него, Щуплякова, не надеется. Возможно, что и не доверяет. А структура эта пошла по тому следу, по которому решил идти сам Щупляков. И существенно его опередила. Более того, не исключено, что она уже выявила «преступников». И теперь Осевкин по своему бандитскому разумению решил окончательно повязать с собой начальника безопасности очередным преступлением. Так что же все-таки делать?

Щупляков прервал свое маятниковое движение по кабинету, остановившись у окна. Он увидел, как по направлению к проходной идут мальчишка и женщина. Вот они скрылись за ее дверью, и через минуту ожил телефон внутренней связи: охранник на проходной спрашивал, выпускать мальчишку или нет? Щупляков велел выпустить. Затем из проходной вышла медсестра и, переваливаясь по-утиному, пересекла площадь перед административным корпусом в обратном направлении.