Черное пламя Раграна 2

— Я скучала по тебе, Бен, — тихо говорю я. Сама почему-то смущаюсь, но это смущение тут же проходит, когда в его глазах я читаю голод пополам с восхищением, и что-то еще, гораздо более сильное, чем то, что я только что мысленно озвучила для себя. Голод по мне — это само по себе звучит достаточно сильно, и я не успеваю подумать о том, что же может быть сильнее него. Сильнее этого желания, которое я впитываю в себя сквозь нашу непонятную связь, а следом ощущаю вполне физически, когда в танце невольно прижимаюсь к нему.

— Я тоже скучал по тебе, моя девочка, — произносит он. И произносит так, что я мигом понимаю, как это мое «скучала» звучит для него.

Его пальцы ложатся на мои скулы, а губы на мои губы — и все это настолько естественно, что стать его продолжением сейчас для меня просто жизненно необходимо.

На этот раз все совсем по-другому. Нежнее. И ярче — от медленных, осторожных ласк, пока он меня раздевает, до прикосновений мягкого густого ворса шегги, на который он меня опускает. От того, как перекатываются под кожей литые мышцы, когда я скольжу по ним пальцами, до собственных ощущений от его ласк. Мне кажется, я уже не совсем понимаю, где заканчиваются его чувства и начинаются мои, потому что еще до слияния — еще до того, как мы становимся единым целым — его полурычащие вздохи словно продолжаются в моей груди, а стоны, срывающиеся с моих губ, втекают в его, когда мы снова ударяемся друг о друга в таком желанном, таком яростном поцелуе.

Мир падает в бездну, переворачивается, а вспышки за окнами теряются в чернилах ночи, потому что вспышки перед глазами гораздо ярче. Гораздо сильнее, особенно сильная та, которая превращает наши тела в объятый пламенем сгусток удовольствия, а рассыпающиеся перед глазами искры взлетают к потолку с ало-черными язычками.

Я наблюдаю за тем, как они тают, все еще содрогаясь от накатывающих волн и ощущая внутри пульсацию, заставляющую сжиматься и чувствовать его наслаждение еще острее. Не помню, звала ли я его по имени, но, когда он меня освобождает и перекатывается на спину, притягивая меня к себе, я без малейших сомнений перетекаю следом за ним, кладу голову ему на плечо.

Смотрю ему в глаза и с трудом удерживаюсь от того, чтобы сказать еще много всяких безумных глупостей. А их действительно много, поэтому сейчас я просто прячу лицо у него на груди и слышу:

— Выходи за меня.

Черное пламя Раграна

— Что? — переспрашивает Аврора, изумленно распахивая глаза. Они у нее такие голубые, как высокое, раскаленное летнее небо. Смотреть бы в них бесконечно, и так же бесконечно теряться. Но надо что-то ответить.

— Страшно прозвучало? — Улыбка сама касается губ. Хотя лучше бы их касались ее губы. Рядом с этой женщиной всегда так: не напиться этой близостью, не надышаться ее присутствием.

— Нет. Неожиданно. Особенно после того, как…

Она закусывает губу, явно собираясь проглотить слова, которые мешают ей доверять ему.

Ну что тут скажешь? Он сам виноват. Слишком отвык от того, что маленькие храбрые сильные женщины тоже умеют чувствовать. Что им может быть больно. Что им стоит все объяснять, даже если объяснять не очень-то хочется, а если быть честным, не хочется от слова совсем. В любом случае, начинать с чего-то надо, и это что-то — откровенность. То, что им сейчас абсолютно не помешает.

— После того, как? Продолжай, Аврора.

Она молчит. Вздыхает, потом все-таки качает головой:

— Я не понимаю тебя, Бен.

Усмешка сама собой срывается с губ.

— С того дня, как я тебя встретил, я сам себя не понимаю.

Аврора снова кусает губы. Она их всегда кусает, когда сомневается, а еще — когда хочет промолчать. Скрыть свои чувства, но скрывать их у нее не очень-то получается. Он чувствует, сколько сомнений внутри нее, как в себе самом. У них горькие нотки, но еще более горькие — у незакрытой обиды, которая снова поднимается на поверхность, когда она думает, очевидно, о том, что он все это время молчал.

— Я должен был все тебе рассказать.

— Нет. Не должен был. Ты ничего мне не д… — Он прикладывает палец к ее губам, уже второй раз за вечер. Это прикосновение слишком провокационное, но в отличие от того, первого раза, сейчас в самом деле лучше поговорить. Он уже не в том возрасте, чтобы решать все проблемы сексом, да и, если честно, ни одну проблему еще не удавалось решить именно так.

— Мы уже перешагнули тот порог, когда никто никому ничего не должен, ты не находишь? — Приподнявшись на локте, он не стал убирать ладонь с ее талии, как будто это короткое прикосновение давало ему силу продолжить. На самом деле, так оно и было — ее близость давала силу. Ее отсутствие — отнимало, он давно не чувствовал себя настолько выжатым, настолько пустым, как в эти дни без нее. Вот только Авроре забыл об этом сказать. — Прости, что я сделал тебе больно. У меня слишком давно не было отношений. Я забыл, что такое нормально разговаривать, Аврора. Привык совершенно к другому…