Черное племя. Война (СИ)

Оборотни снова стали перешептываться, однако теперь неуверенность в вожде заменил страх. Что Давид не являлся подарком судьбы, все понимали очень хорошо. И все помнили, как он может быть жесток и мстителен. Но если он еще и колдовать научился…

- А теперь вы все присягнете Давиду, и он возьмет на себя руководство племенем!

Это не был вопрос или просьба. Это был приказ. И омега, с каменным лицом, внимательно разглядывая души оборотней, вышел на специально подготовленный помост. Взгляд Давида был жутковат, и оборотни, поежившись, начали вставать с мест, не смея перечить. Первым подошел к омеге Аскольд. Давид видел, что его душа горела теперь почти полностью. Альфа с удовольствием преклонил колено и коснулся губами бедра нового вождя.

- Клянусь в верности! - Прошептал оборотень, горящими глазами глядя на любимого. Следом был Феофил, потом Ланзо, а затем и остальные члены племени. Давид видел, как переливаются разными цветами души волков, как сомнение и страх борются в их сердце. Но возразить никто не смел, каждый давал клятву верности.

Когда присяга завершилась, Давид оглядел племя и произнес.

- Я благодарю вас за доверие, которое вы мне оказали. Все, кто поклялся мне в верности - мои друзья. Но знайте, я не потерплю сомнения и предательства. Мой новый глаз видит ваши души. Я теперь знаю больше, чем любой из вас, и не пытайтесь от меня что-то скрыть! - Давид говорил громко, без страха, излучая сумасшедшую уверенность в себе. - А сейчас наша задача - объединить племена. Мы должны наказать изменников! Ночью выступим против ублюдков!

Ответом на последнюю фразу нового вождя послужили одобрительные возгласы. Давид догадался, что оборотни устали от неразберихи в племени, и готовы любым способом прекратить раскол, даже с помощью меча.

Не успел Давид сойти с помоста, как к нему подбежал один из волков и прошептал на ухо.

- Омеги с половины Роджера опять пересекни границу. Их на этот раз гораздо больше, и они все с волчатами!

========== Глава 113. Вече Герольда ==========

В то утро, когда Давид вернулся в родное племя, к Арену, на стороне Герольда царило смятение. Лучи восходящего осеннего солнца осветили повешенных трех омег. Все было ровно так, как и предсказывал Мор.

Несчастные болтались на одном дереве, качаемые ветром.

Самоубийство считалось величайшим грехом в племени, и такое событие посеяло легкую панику среди оборотней. Особенно это касалось омег. Те, что были обесчещенны, рыдали у себя в загоне, куда были сразу же отправлены, а те, кто имел официальный статус женатых, стали тихо шушукаться между собой.

Альфы разделились на два лагеря. Первые не видели ничего страшного в случившемся, зато вторые требовали вернуть права изнасилованным и опозоренным волкам, считая, что доведение до самоубийства кого бы то ни было грозит страшными карами со стороны богов. Герольд, который накануне спал отвратительно, мучимый почти полной луной, увидел в случившемся свой, дурной знак. Он понимал, что времени для того, чтобы принести в жертву Давида, остается слишком мало.

- Ну, что вы вылупились? Не могли сразу снять? Обязательно меня ждать надо? - Раздраженный Герольд обращался к притихшим, оцепеневшим в суеверном ужасе волкам, тем, кто в панике позвал вождя, обнаружив с рассветными лучами болтающиеся трупы. Как уже удалось выяснить, это были трое омег из Белого племени, братья-тройняшки, неразлучные с раннего детства. Насиловало их несколько альф и бет, а что случилось ночью, никто толком сказать не мог. Вроде говорили, что ночевали они в загоне, однако Герольд понимал, что скорее всего недосмотрел кто-то из насильников. Вот только никто не признается, да и кто из этих безмозглых волков мог предположить, что омеги возьмут, да и вздернутся?

Братья повесились на окраине поселения, видимо, еще глубокой ночью. Оборотни говорили, что их тела окоченели.

- А кому снимать их? - Раздался чей-то робкий голос.

- Кто их трахал, тот их пусть и снимает! - Равкнул раздраженный Герольд. Альфа был взвинчен, надо было куда-то идти, что-то делать, но он не мог оторвать взгляда от обнаженных, белых как снег тонких тел, болтающихся на поскрипывающих веревках. С удивлением для себя вождь почувствовал возбуждение, глядя на трупы. Это было новое ощущение для Герольда, достаточно соблазнительное. Однако, насиловать мертвых было опасно для репутации, поэтому, чтобы не провоцировать себя, вождь отправился обратно, к своему шатру.