Черное Рождество

Время шло, самогон понемногу убывал. Буря тем временем стихала. Колзаков, по наблюдению Бориса, вел себя немного странно. Он хмурился, потирал лоб, иногда вдруг вставал из-за стола и начинал ходить по комнате, что-то бормоча. Стасский смотрел на него с еще большим презрением, чем обычно, и пытался пару раз кинуть оскорбительную реплику, но Колзаков никак не реагировал, даже отмахнулся невежливо, как от назойливой мухи. Борис видел, что Колзаков делает все абсолютно искренне, что он действительно озабочен более важным делом, чем ежедневные нудные перепалки со Стасским. Стасский наконец тоже это понял и оставил Колзакова в покое, ему стало неинтересно. Зато капитан Сильверсван внимательно прислушивался к его выпадам и все больше мрачнел. Бородатый лейтенант смирно сидел в углу и дремал, правда, один раз Борис перехватил его совершенно несонный взгляд. Сам Борис после встречи с Юлией Львовной невольно вспомнил все случившееся в Новороссийской бухте и отвернулся к окну, не боясь показаться невежливым. После Новороссийска он вообще перестал чего-либо бояться. И желаний у него осталось очень мало, он стал холоден и равнодушен.

Невеселая получилась у господ офицеров компания. Наконец Колзаков, пришедший от самогона или от усиленных воспоминаний в крайне возбужденное состояние, переглянулся с Борисом и спросил у капитана:

— Господин Сильверсван, у вас на канонерке снаряды остались?

— Снарядов достаточно, да пушки у нас допотопные.

— Ну, это ничего. Буря кончилась, дождь стих, вода уйдет в песок, и скоро станет сухо. Теперь пятый час, а около пяти к нам обыкновенно наведываются гости — бронепоезд красных. Давайте, господа, дадим красным морской бой!

Сильверсван заколебался. Тогда Колзаков для поднятия настроения налил ему еще самогона и пошел к берегу. Моряки шли за ним без энтузиазма.

Увидев их корабль, Ордынцев понял причину такого настроения. Канонеркой это судно можно было назвать только с большой натяжкой. Это была небольшая самоходная баржа, на палубе которой установили две пушки «времен Очакова и покорения Крыма». Таких старых орудий Борису еще никогда не случалось видеть. Даже у Колзакова немного убавился энтузиазм.

Моряки показали Колзакову с Ордынцевым особенности своих орудий, и в это время на северном берегу появился бронепоезд. Сразу же начался обстрел канонерки. Снаряды падали близко от корабля, поднимая фонтаны воды и песка, но точных попаданий не было. Канонерка в ответ молчала: старые сорокатрехлинейные пушки на большом расстоянии не смогли бы вести прицельный огонь. На бронепоезде, видимо, решили, что орудия канонерки испорчены, и захотели подойти ближе, чтобы окончательно ее уничтожить. Колзаков расставил по местам номера орудийных расчетов. Он дал поезду подойти на дистанцию прицельного огня и махнул рукой. По его сигналу обе пушки открыли огонь и стреляли непрерывно, пока не кончились боеприпасы. Бронепоезд тоже стрелял в ответ, но у красных, по-видимому, не было хорошего офицера-артиллериста, и точных попаданий по канонерке не случилось. Дуэль тянулась несколько мучительно долгих минут, потом бронепоезд задымился и ушел к Геническу. Наверное, он был сильно поврежден, во всяком случае, больше уже не показывался.

Когда бой закончился, офицеры осмотрели корабль и окружающий участок берега. Весь песок был вспахан, палуба усеяна осколками, но никто из людей, как это ни удивительно, не пострадал. Борта канонерки были пробиты в нескольких местах. Сильверсван поежился:

— Впервые пришлось вести бой корабля с бронепоездом. Если бы канонерка была на плаву, а не на мели, она бы точно потонула.

— Хорошо еще то, — добавил Колзаков, — что у вашего корабля очень тонкие борта. Снаряды бронепоезда пробивали их насквозь и взрывались в песке, не детонируя от удара о борт.

К большой радости офицеров, после боя не пострадали даже ящики с вином. Это было прекрасное вино из царского удельного имения Абрау-Дюрсо. Солдаты-артиллеристы взяли ящики и потащили их к дому Мусы. Колзаков, провожая ящики восхищенным взглядом, сказал:

— Да, господа, это вам не татарский самогон! Отчего бы нам сегодня не устроить с вами небольшой праздник — отпраздновать нашу встречу и успешный бой… Как-никак обошлись без всяких потерь, а красным всыпали по первое число.

Борис понял Колзакова: после долгих унылых дней на песчаной косе, заполненных бесплодными перестрелками, ссорами с поручиком Стасским и отвратительным тошнотворным самогоном, появление на косе новых людей, среди которых была красивая молодая женщина, само по себе было уже праздником. Сам он был на Арабатской стрелке всего вторую неделю, и то прошедшее здесь время казалось ему бесконечным из-за однообразия этих дней, просоленных горькими испарениями Сиваша.

* * *

Они переоделись и умылись соленой водой, потому что пропахли пороховой гарью и орудийной смазкой. Юлия Львовна не появлялась. Колзаков бурно занимался приготовлениями к вечернему ужину, препирался с хозяином, отправил солдата в деревню за продуктами. В самый разгар, пробегая по двору, Колзаков вдруг остановился и застыл на месте.