Черное сердце

– Завтра поговорим, – отрезала она и вышла за дверь.

На другой день я дежурил, так что разговор не состоялся.

25

В понедельник на вахте дежурила Глафира Карповна, милая шестидесятипятилетняя старушка. Увидев, что я в форме, спросила:

– Дежурите сегодня, Андрей Николаевич?

– Да, на сутки заступаю.

Вахтерша скрылась за перегородкой, сделала отметку в журнале. По своей инициативе вахтерши отмечали, когда и кто из руководства хлебокомбината зашел на территорию предприятия, когда вышел. В случае необходимости они всегда могли подсказать, где искать директора или главного механика. Меня они отмечали по другой причине: я был их тылом, всегда готовым прийти на помощь. По факту я исполнял роль местной милиции, арбитра в улаживании конфликтов.

По пути на работу я размышлял:

«Мы с Шутовой живем на одном этаже общежития восьмой месяц. До субботней ночи наше общение сводилось к брошенному мимоходом «здрасьте». И то не всегда. Иногда Шутова проходила мимо, рассматривая пол перед собой. В субботу она заговорила в первый раз, и единственное слово, которое она произнесла, было «идиот». В сердцах сказала, от избытка чувств. В воскресенье она разговорилась и перешла на «ты». Что это? Отголосок совместно проведенной ночи или Шутову так припекло, что она стала нервничать? Если так, то я на верном пути.

Но встает вопрос: что дальше делать? Во-первых, надо решить, чего я хочу. Я хочу разобраться и наконец понять, кто же убил этого проклятого Пуантье. Кто участвовал в заговоре против него: кто был организатором убийства, а кто исполнителем. Во-вторых, чего греха таить, я хочу поставить на место Марину Грачеву, возомнившую себя великим комбинатором в юбке. Ну и, в-третьих, надо понять, чего от меня хочет Шутова. Быть может, она вовсе не собралась каяться, а ею движут иные, неизвестные мне мотивы. Чтобы признаться в соучастии в преступлении, необязательно разыгрывать сценку из сказки «Маша и медведи»: пока я, медведь, сидел за столом, шустрая Маша заняла мою кровать. Шутова – вот главная проблема!»

За два квартала до райотдела я вышел из автобуса, решил пройтись пешком, провентилировать легкие на свежем воздухе.

«Общежитие не является единым сплоченным коллективом. Заводские рабочие недолюбливают жильцов, поселившихся по разнарядке райисполкома. Считают, что пришлые жильцы занимают причитающуюся им жилплощадь. Я – исключение. С первых дней я вписался в жизнь общежития, как нож в масло. Немаловажную роль в этом сыграл мой свободный допуск на завод. Если я по вечерам захожу к пекарям поужинать, значит, я – свой, член заводского коллектива.

Но и между собой заводчане не едины. Парни конфликтуют из-за девушек, девушки ссорятся из-за парней. Когда синусоида падает, причиной конфликта может стать любая мелочь. Кто-то отодвинул на кухне кастрюлю с супом с большой конфорки на маленькую, разве это не повод для грандиозного скандала?

Но стоит появиться внешней угрозе, как общежитие превращается в монолит, в непробиваемую танковую броню.

Шутова – часть общежития. В любом конфликте, связанном с внешними силами, все мои соседи будут на ее стороне. Если предположить что-то невероятное – к примеру, Шутова напилась, достала где-то пистолет и перестреляла всех мужчин-иностранцев в общежитии пищевого техникума, то и тогда общага будет на ее стороне. Скажут: «Сами виноваты! Довели девчонку, вот она и схватилась за оружие». Если мои соседи узнают, что Шутова принимала участие в убийстве мужчины, изнасиловавшего ее, их вердикт будет однозначным: «Правильно сделала!» Насильник, удовлетворяющий похоть сквозь слезы и унижение женщины, ни пощады, ни снисхождения не заслуживает. Он – моральный урод. Настоящий мужчина всегда найдет женщину, готовую провести с ним интересный вечер.

Если я разоблачу Шутову и она пострадает, то в общежитии меня возненавидят. Скажут: ради карьеры растоптал безобидную девчонку, обо всех ноги вытер! Четыре этажа скрытых и явных врагов! Идти на конфронтацию со всем общежитием? Если бы было дело принципа, я бы пошел. Но Пуантье? Громила, похвалявшийся, что ел человеческое мясо? Это ради него мне ссориться со всем заводом?»

Я стал обходить большую лужу на тротуаре, но она была так велика, что пришлось свернуть во двор дома. У третьего подъезда галки потрошили мусорный контейнер: по-деловому выбрасывали из него бумажные пакеты, что-то клевали, спрыгивали на землю, отгоняли воробьев от добычи. На минуту я встал. Понаблюдал за жизнью городских птиц.

«Галки – птицы перелетные, но есть исключения. Вот эти – никуда не улетают, зимуют в городе. В этом дворе галки – хозяева, они живут здесь. Я живу в общежитии. Аналогия напрашивается сама собой».

– У нас все в порядке, товарищ милиционер, – вывел меня из задумчивости голос дворника. – Сейчас я этих тварей разгоню и наведу порядок.

Я кивнул головой в знак согласия и пошел дальше.