Черное сердце

«Забавно, черт возьми! Дворник решил, что мне делать больше нечего, как проверять чистоту дворов. Но вернемся к нашим баранам! Я использую Шутову для разоблачения всех участников заговора против Пуантье, но под удар ее не подставлю. Убийство конголезца – дело дохлое, доказательств по нему нет никаких, так что милой Ирочке по большому счету ничего не угрожает. Тем более что я не собираюсь выносить сор из избы. В общежитии никто ни о Пуантье, ни об изнасиловании Шутовой не узнает».

В райотделе я отметился у дежурного, узнал обстановку в городе и стал готовиться к несению суточного дежурства в составе следственно-оперативной группы.

После развода и инструктажа выпало свободное время. Я воспользовался им и зашел к Клементьеву. Геннадий Александрович принюхался ко мне и недовольно поморщился:

– Ты что, вчера пьянствовал?

– Совсем чуть-чуть. Друга в армию провожал.

– Армия – это святое дело! – согласился Клементьев. – В жизни мужчины есть всего три события, которые больше никогда не повторятся. Это появление на свет, призыв на военную службу и рождение первенца. Все остальное можно повторить, или оно само повторится, без твоего участия.

– Геннадий Александрович, я нащупал, кто у них слабое звено. Если потянуть цепочку в разные стороны, то она порвется и мы узнаем правду об убийстве Пуантье.

Клементьев вздохнул, отложил в сторону авторучку.

– Я понимаю твое рвение. Когда я был молод и горяч, меня никто не мог остановить. Стоило мне напасть на след, я шел до конца, пока не выводил преступника на чистую воду. Но здесь совсем другой случай! Не согласен? Тогда объясни. Может, я пойму и пойду навстречу.

– Я почти два месяца только и слышу: УНИТА, Салазар, кукла вуду, напиток ту-кава!

– Стоп! – перебил Клементьев.

Он перекинул лист настольного календаря, сделал запись.

– В понедельник, на той неделе, проведешь перед личным составом РОВД политинформацию на тему: «Возникновение и крушение португальской колониальной системы». Я два дня голову ломал, какое мероприятие вставить в план политико-воспитательной работы. Замполит в больницу угодил, а с политинформацией выступать кому-то надо. Продолжай.

Настроение у меня упало. Я представил забитый скучающими коллегами актовый зал и себя за трибуной. «Товарищи!..» А товарищам глубоко безразлично, о чем я буду распинаться.

– Оставим африканскую тематику, территориальность и подследственность, – сказал я. – Мной движет не профессиональный интерес, а житейское любопытство. Я хочу знать: убийца Пуантье живет со мной на одном этаже или иногда приходит в гости по выходным дням?

– Ты получил новые сведения? – заинтересовался Клементьев. – Выкладывай!

Я рассказал об игре в карты на деньги, о пропаже в свете новой информации.

– Логично! – похвалил Геннадий Александрович. – Вполне возможно, все так и было, но у нас доказательственная база слабенькая. Я бы даже сказал – никакая. Мы не нашли и не изъяли «электрический хлыст». У нас пока нет признательных показаний. Свидетели, на которых ты ссылаешься, могут только косвенно подтвердить те или иные факты. У нас, в конце концов, нет даже трупа потерпевшего! Сейчас Пуантье в цинковом гробу совершает последний круиз вокруг Европы в Африку. Что у нас есть из материальных доказательств? Сердце в морге? Кто сказал, что это его сердце? Сердце – это не отпечатки пальцев, индивидуальных признаков не имеет.

– Я все понимаю, но поймите и вы меня. Я не горю желанием посадить соседку по общежитию на скамью подсудимых. Я просто хочу знать, какую роль она играла в заговоре против Пуантье и что именно сделала. Все! Меня чисто по-человечески интересует, могла ли безобидная, тихая девушка совершить хорошо продуманное убийство. Причем мне интересна конкретная девушка, которая…

Я сбился с мысли и не смог сразу сформулировать, отчего меня так заинтересовала соседка по этажу. Клементьев понял мое замешательство по-своему.

– Если бы твоей загадочной соседке угрожал реальный срок, ты бы продолжил расследование?

– Нет. Пуантье был отъявленным мерзавцем, подонком и насильником. Он получил ровно то, что заслужил.

– Она симпатичная? – неожиданно спросил Клементьев.

– Кто? – не сразу понял я. – Соседка? Девушка как девушка. Геннадий Александрович, вы не подумайте, что я… что у меня к ней…

– Тут и думать ничего не надо! – повеселел Клементьев. – Спустимся на землю, прикинем расклад. У нас есть законный повод вызвать Грачеву в отдел. Она должна подписать официальный отказ от негласного сотрудничества с органами внутренних дел. После подписания бумаг мы можем перейти к взаимоотношениям с Мелкумяном и ее роли в его бегстве. От Мелкумяна – к Пуантье, от карточного выигрыша – к любовным отношениям. Дальше, на мой взгляд, – тупик.

– Мне дальше и не надо! Моя соседка – не Грачева. Я надавлю на нее, и она поплывет. Мне нужно только жесткое начало, которое внесет смуту в их ряды.

Клементьев задумался, погрыз кончик авторучки.

Я продолжил: