Черное сердце

Клементьев вызвал дежурного инспектора уголовного розыска, велел оформить Грачевой повестку. Выходя из кабинета, Марина помахала мне рукой: «Чао-какао!»

– Классика! – посмотрев на закрывшуюся за Грачевой дверь, сказал Геннадий Александрович. – Исключительно умная девушка. Она раскатала нас, как избушку по бревнышку. На каждый вопрос у нее был готов ответ, и в нужный момент, не раньше и не позже, она зашла с козырей: прибора-то у нас нет!

– Черт возьми! – сокрушенно сказал я. – Если бы это дело с самого начала не засекретили, если бы нам дали возможность допросить жильцов общежития пищевого техникума, мы бы давно вышли на убийцу. В этой истории каждый знает свою частичку мозаики, свести их воедино – и дело сделано!

– Не выдумывай ерунды! – разозлился Клементьев. – Кто бы тебе позволил иностранных граждан допрашивать, подозревать друзей нашего государства в совершении тяжких преступлений? Представь, что было бы, если бы они после допросов дружно бросились звонить в свои посольства и жаловаться на произвол властей. После первого же звонка из Москвы прилетела бы внушительная комиссия, и нас бы всех в порошок стерли. Все! Дело закрыто. Чтобы я больше о Пуантье не слышал! Даже если он восстанет из гроба и придет к тебе в общежитие требовать свое сердце, и тогда я ничего не желаю слышать о нем. Тебе понятно?

Клементьев закурил, чуть склонив голову набок, посмотрел на меня, словно оценивая, как я переживу поражение.

– Сегодня я потратил день на твое практическое обучение тактике и методике допроса подозреваемой. Цени! Что бы Грачева сегодня ни сказала, никакого официального расследования убийства Пуантье не было бы. Поезд ушел, колеса отстучали, дым за паровозом рассеялся. В конголезском посольстве есть официальное уведомление нашего Министерства иностранных дел о том, что Жан-Пьер Пуантье скончался в результате сердечного приступа. Ни тебе, ни мне, ни нашему генералу, ни первому секретарю обкома партии никто бы не позволил повернуть колесо истории вспять и заявить, что первое заключение медиков было сфальсифицировано. Никакие отговорки о розыске преступника и оперативной комбинации принимать во внимание в Москве никто не будет. МИД СССР не может лгать по определению. Советские медики не могут поставить ошибочный диагноз. Все, точка! Престиж государства прежде всего.

– А если бы мы нашли прибор? – робко спросил я.

– Ты разве не понял: Пуантье уже умер. Он скончался не от несварения желудка, не от удара ножом или дубиной по голове. Смерть его наступила в результате сердечного заболевания. Этот диагноз отлит в бронзе и передан на вечное хранение правительству Конголезской Республики.

– Разрешите идти? – зачем-то по-уставному спросил я.

– Иди, отдыхай после дежурства. Выпей перед сном граммов сто водки, выспись и забудь об этом расследовании навсегда.

28

По пути домой я зашел поужинать в первую попавшуюся столовую. Все хорошие куски рыбы уже съели, и мне достались два тощих хвоста, вместо картофельного пюре – слипшиеся невкусные макароны. Но качество пищи меня не волновало. Поел? Сыт? Чего еще надо от жизни, деликатесов, что ли?

События сегодняшнего дня не разочаровали меня, не ввергли в уныние. Я чего-то подобного ожидал – прибора-то у нас действительно не было. Марина Грачева оказалась более крепким орешком, чем я думал. По сути дела, рисунок допроса был нарисован ею, а не Клементьевым. При всем моем уважении, Геннадий Александрович был ведомым в этой паре, актером второго плана. Я в постановке играл роль статиста, живой декорации. Но этот спектакль был поставлен на сцене Заводского РОВД. У себя, в общежитии, я буду и ведущим актером, и режиссером-постановщиком.

Следуя совету старшего товарища, я решил немного выпить, расслабиться перед сном. Денег на водку у меня с собой не было, покупать вино за честно заработанные рубли было откровенной глупостью – вино я мог достать на хлебокомбинате. Оставалось надеяться, что в гастрономе не раскупили все пиво. Были такие чудеса: вечер, закрытие магазина, а пиво еще есть.

Входы в гастроном и овощной магазин были рядом. Из овощного вышел мужик с сеткой-авоськой, из которой торчало горлышко пивной бутылки. Я не стал зря проверять продовольственный магазин и зашел в овощной. По какой-то загадочной разнарядке бутылочное «Жигулевское» пиво продавалось исключительно в продовольственных магазинах, а в овощных предлагали пиво «Ячменный колос». Других сортов бутылочного пива у нас в городе не производили.

В овощном магазине я отыскал начатый ящик с пивом, забрал три последние бутылки. Рядом с пивом был контейнер с картофелем стоимостью 10 копеек за килограмм. Картофель лежал нетронутый неделями, спросом он не пользовался. Я не один раз перебирал картошку на овощебазах и у нас в городе, и в Омске и давно понял, почему стоящий копейки картофель был никому не нужен.