– Как раз наоборот, – сказал Денаочи. – Чтобы освободить меня. – Он улыбнулся, но улыбка вышла горькой, кривой и мрачной, и она точно знала, что благодетель, если он был тем, кем она думала, умер от руки самого Денаочи.
Нет, это больше не был ее милый младший брат. Страдания, оставленные ею после себя, сформировали его, исказили, сделав тем, кем он стал. Была ли в этом ее вина? Ее ли это рук было дело? Или с ней могло произойти то же самое? Неужели именно ее взяли бы в дома удовольствий, чтобы заплатить долг Акела? Превратилась бы она тогда в убийцу, на чьих руках запеклась кровь?
Брат глубоко вздохнул и выпрямился, медленно открыл и закрыл глаза.
– Прошу прощения. Иногда я теряю голову от гнева. Я тогда был ребенком, но это все давно прошло… И все же, увидев тебя сейчас, после стольких лет…
Она склонила голову, положив руки на колени. На глаза навернулись слезы.
– Я тоже была ребенком, – прошептала она. – Очень эгоистичным. И мне очень жаль.
Он откинулся на спинку стула, наблюдая за ней. Казалось, еще мгновение – и он снова заговорит о прошлом, но вместо этого Денаочи хлопнул в ладоши, разрушая темные чары, сотканные его воспоминаниями.
– Но мы уже не дети, – хрипло рассмеялся он. – Причем оба. Посмотри, во что ты превратилась. – Он сделал широкий жест. – В гребаного Жреца Солнца из Товы.
– А ты в самого печально известного главу преступного мира во всей Утробе.
– Ты мне льстишь. – Он улыбнулся столь же холодно и неискренне, как любая Созданная Небесами матрона, освоившая искусство кривить рот.
И вдруг Наранпа поняла, что, разыскивая брата, она совершила ошибку, надеясь на то, что после всего этого времени они вообще узнают друг друга и что он будет испытывать к ней хоть какую-то симпатию.
Это была величайшая глупость. Или даже высокомерие с ее стороны.
До этого она сидела сьежившись, словно каждое его слово наносило ей новый удар, увернуться от которого не было никакой возможности, но теперь она выпрямилась и глубоко вздохнула, прежде чем заговорить:
– Я пришла, потому что мне нужна твоя помощь.
Денаочи оперся подбородком о кулаки:
– Я тебя слушаю.
Она почувствовала, как под его пристальным взглядом на затылке у нее выступил пот, и ее сердце бешено заколотилось, но она все же заставила себя продолжить:
– Това в опасности. И она нуждается в твоей помощи.
– Да, мне тоже нужна помощь, – призналась она и поспешно добавила: – Чтобы помочь городу. Мне нужно, чтобы ты помог мне помочь городу.
Его губы изогнулись в кривой усмешке.
– Что я могу предложить Жрецу Солнца? У вас есть убийцы, готовые явиться по вашему зову, целители, чтобы исполнять ваши приказы. Да даже Созданные Небесами матроны срать не сядут, не сверившись с вашими звездными картами. Чем я могу помочь вам? Простите,
Она сглотнула.
– Так вот в чем дело? – сладко спросил он, добавив в голос толику удивления. – Тебя предали.
Она думала, что, узнав о ее унижении, он будет смеяться, издеваться над ней – но Денаочи просто смотрел.
Она сложила руки на коленях.
– Похоже, у меня появилось довольно много врагов, это правда.
– Любой, кто возвысится подобно тебе, соберет их, как мух. – Он откинулся на спинку кресла, постукивая пальцами по подбородку. – Они ненавидят тебя, не так ли? Потому что ты не из Созданных Небесами, и не важно, как при этом ты стараешься. Ты ведь не можешь полностью смыть эту вонь Засушливых Земель со своей кожи, не так ли, сестра?
И пусть в его прозорливости и проницательности не было ничего приятного, но Наранпа знала, что он не ошибся.
– Я признаю, что у меня были проблемы в башне, но я хочу сказать откровенно, Очи. Я здесь не для себя. Я пришла к тебе, потому что город…
Он махнул рукой, страдальчески закатив глаза к потолку.
– Ох уж мне эти разговоры о городе. Я знаю, что ты серьезно, Нара. Я вижу, что ты говоришь искренне, но ведь именно они пытаются убить тебя, не так ли? Твое драгоценное жречество возжелало твоей смерти.
Она покачала головой.
– Только не жречество. Культисты Вороны. На мою жизнь было совершено покушение. Произошло две попытки, последнего мы смогли поймать. И хотя он погиб прежде, чем его смогли допросить должным образом, он носил хааханы.