Черное солнце Афганистана

Крупная авиационная бомба, осколочно-фугасная, весом в четверть тонны, чем-то похожая на акулу, непонятным образом двигалась по воздуху рядом с вертолетом. Летела параллельным курсом. Был виден ее ободранный бок и за хвостовым оперением, в круглом ограждении, быстро крутились крохотные лопасти. Это часовой механизм монотонно отсчитывал секунды.

Сколько их осталось до взрыва?

Двадцать? Пятнадцать?

Александр Беляк тут же вспомнил, что точно такие же бомбы, сейчас подвешенные к вертолету, он установил на взрыв через тридцать секунд.

А на сколько завели часовой механизм летчики истребителя?

Секунды решали все…

С полусотню метров они летели рядом. Вертолет и бомба.

В эти спасительные секунды Паршину удалось отвернуть вертолет и отвести его пусть немного, но в сторону от смертоносного попутчика.

Под воздействием воздушного потока, который рождался от вращения мощных лопастей вертолета, бомба стала изменять траекторию своего движения. Этот поток воздуха, как спасительные ладони, все дальше и дальше отодвигал ее от вертолета. Бомба отдалялась и отдалялась, а потом, потеряв скорость, круто пошла вниз. Она взорвалась над самой землей, разнеся все вокруг.

Воздушная взрывная волна лишь тряхнула вертолет.

2

Сбросив бомбы и отстреляв ракеты по намеченным целям, капитан Паршин вывел свой Ми-24 в безопасное место. Относительно безопасное, ибо в бою в небе его просто не существует. Главное, что они выбрались из ущелья на чистый простор, ушли из зоны обстрела.

— Все живы? — спросил Паршин.

— Без приключений, командир! — ответил Беляк.

— Одна пулевая дырка в наличии, — сообщил Чубков.

— Точнее? — потребовал капитан.

— Пуля пробила обшивку и застряла в толстом жгуте электропроводки.

— И все?

— Остальные пробоины на земле обнаружим, командир, — ответил бортовой техник, — если будут.

— А двигатели?

— Работают, как швейцарские часики!

Впереди летели винтокрылые машины, выполнившие свои задачи. Такой же цепочкой, как и прилетели в Панджшер, они возвращались на свои аэродромы.

Паршин не выключал наружного переговорного устройства. Эфир гудел голосами. С отборным матюганом и без мата. Грозными и требовательными, просящими об огневой поддержке, благодарящими за подмогу. Властными приказами и скупыми докладами. В этом калейдоскопе капитан выловил скупые сведения о том, что на подлете, в момент десантирования, были сбиты два вертолета Ми-8, и что все — летчики и десантники — погибли…

— Они из Баграма? — спросил Александр, тоже слушавший переговоры в эфире.

— Да, — ответил Паршин. — Там отдельная эскадрилья.

— А у нас вроде «крокодилы» все целые…

— Дома разберемся, — сухо произнес командир, давая понять, что на эту тему в полете лучше не распространяться.

Паршин грустно подумал о том, что момент перед высадкой десанта — самый противный и самый опасный. Вертолет беззащитен. В таком положении ни у командира, ни у второго пилота нет возможности применить бортовое оружие. Да и десантники, открыв двери грузовой кабины, стоят кучно, уже готовые в следующие секунды с малой высоты выпрыгивать на землю…

Двигатели трудились ровно и гудели басисто, лопасти шумно рубили воздух над головой. Боевой накал страстей постепенно спадал, хотя перипетии боя еще продолжали держать в напряжении. Остаток пути летели молча. Каждый был занят своим делом. Но в глазах их уже появилось то особое выражение, которое бывает лишь во взгляде фронтовиков, хлебнувших военного лиха.

Впереди раскрывалась обширная Нангархарская долина. Живая, приятно ласкавшая глаз зеленью садов. Поля ухожены и расчерчены тонкими светлыми нитями арыков. А большое зеркало водохранилища своей солнечной голубизной могла поспорить с яркостью самых красивых образцов лазурита — знаменитого камня, добываемого в горах Бадахшана.

— Подлетаем к дому, — доложил Александр Беляк.

— Возьми управление, — капитан произнес это спокойно и ровно, словно говорил о самом простом и обычном деле.

Александр обрадовался. Снова командир доверяет ему вести вертолет! И поспешно выдохнул:

— Взял управление!

— Соблюдай дистанцию!

— Есть соблюдать дистанцию!

Паршин устало улыбнулся пересохшими губами. В голосе лейтенанта он уловил радостные нотки. «После такого тяжелого дня, невероятного напряжения и переживаний, пусть хоть немного порадуется», — подумал капитан и вспомнил, как ему самому вот так же командир вертолета доверял управление, учил владеть боевой машиной. То были счастливые и радостные минуты!

В последнее время Паршин все чаще стал доверять Александру управление вертолетом. И видел, как тот все уверенней и уверенней ведет себя в качестве командира. В который раз капитан подумал о том, что ему все же придется подыскивать себе нового второго летчика. Причем, в самое ближайшее время…

Тяжелая боевая машина покорно слушалась Беляка. И он все больше и больше осваивал ее мудреный «характер». Она как бы стала продолжением его самого. Александр чувствовал размах многометровых сильных лопастей, как размах своих рук. Ровное биение мотора — как ритмичный стук своего сердца.

— Заходить на посадку? — спросил Беляк.

— Да, — распорядился Паршин.