Живопись вместо молитвы? Возможно, созерцание картины заменяет молитву в критическом месте ее возникновения – там, где бессмыслица становится значащей, а смерть представляется видимой и оживляемой.
Подобно этой невидимой паскалевской гробнице, смерть непредставима во фрейдовском бессознательном. Но, как мы видели, она отмечается в нем интервалом, пробелом, разрывом или разрушением представления111
. Следовательно, для имагинативной способности Я смерть как таковая сигнализируется посредством изоляции знаков или же посредством их банализации, доходящей до их полного опустошения – таков минимализм Гольбейна. Соперничая с эротическим витализмом Я или же ликующей изобильностью экзальтированных или гнетущих знаков, выражающих присутствие Эроса, смерть превращается в отстраненный реализм или, более того, в воинственную иронию – таковы «танец смерти» и лишенная иллюзий распущенность, проникшие в стиль художника. Я эротизирует и означивает навязчивое присутствие Смерти, отмечая изоляцией, пустотой или абсурдным смехом свою собственную воображаемую уверенность, которая поддерживает его жизнь, то есть крепит его на игру форм. И наоборот, образы и идентичности – кальки этого победоносного Я – оказываются отмеченными неприступной печалью.Переполнившись этим видением невидимого, посмотрим еще раз на то человечество, которое сотворено Гольбейном: это герои новых времен, они держатся строго, трезво, прямо. Но они – суть тайны: предельно истинные, но при этом нерасшифровываемые. Ни одно движение не выдает наслаждения. Никакого устремления ввысь, к потустороннему. Только трезвое осознание тяготы стояния здесь, на этой земле. Они остаются стоять вокруг этой пустоты, которая делает их странно одинокими. Но надежными. И близкими.
Глава 6
«El Desdichado» Нерваля
1 Я сумрачен, вдовец, неутешенный
2 Принц Аквитании, чья башня уничтожена;
3 Моя единственная звезда мертва, и моя усеянная звездами лютня
4 Несет черное солнце меланхолии.
5 В ночи могилы утешила меня ты,
6 Верни мне Позиллипо и итальянское море,
7 Цветок, который так услаждал мое скорбное сердце,
8 И беседку, где лоза сочетается с виноградом.
9 Кто я – Амур или Феб, Лузиньян или Бирон?
10 Мой лоб все еще красен от поцелуя королевы;
11 Я уснул в гроте, где зеленеет сирена,
12 И я два раза живым пересек Ахерон:
13 Извлекая и напевая на лире Орфея
14 Вздохи святой и крики феи.
(Подстрочный перевод текста первой версии, опубликованной «
1 Я сумрачен – вдовец – неутешенный
2 Принц Аквитании, чья башня уничтожена;
3 Моя единственная
4 Несет
5 В ночи могилы утешила меня ты,
6 Верни мне Позиллипо и итальянское море,
7
8 И беседку, где лоза сочетается с розой.
9 Кто я – Амур или Феб?.. Лузиньян или Бирон?
10 Мой лоб все еще красен от поцелуя королевы;
11 Я видел сны в гроте, где плавает сирена,
12 И я два раза победителем пересек Ахерон:
13 Извлекая вновь и вновь из лиры Орфея
14 Вздохи святой и крики феи.
(Подстрочный перевод текста по изданию «
«El Desdichado» и «Артемис [
После приступа помешательства в мае 1853 года Жерар де Нерваль (1808–1855) отправляется в свое родное графство Валуа (Шаали, Сенли, Луази, Мортфонтен), пытаясь найти ностальгическое убежище и успокоение112
. Этот неустанный странник, который бороздит просторы юга Франции, Германии, Австрии и Востока, на какое-то время замыкается в крипте прошлого, преследующего его. В августе симптомы возвращаются: мы видим его – обеспокоенного археолога – в галерее остеологии Ботанического сада. Попав под дождь, он приходит к выводу, что наступил новый потоп. Могила, скелет, прилив смерти, несомненно, не перестают его преследовать. В этом контексте «El Desdichado» – это его Ноев ковчег. И хотя он остается временным, он обеспечивает его текучей, загадочной, заклинательной идентичностью. Орфей все еще является победителем Черного принца.