Черное солнце (СИ)

Мы двинулись в сторону профессорского крыла на третьем этаже корпуса, где мы договорились встретиться с Асциллой. Дни становились заметно короче, словно бы солнце не желало показываться из-за пелерины облаков в такую стужу. Я укуталась, пока мы переходили по открытой галерее, чуть занесенной снегом. Ада то и дело потирала ладони, девушка немного дрожала, но не понятно — то ли от холода, то ли от волнения.

Я молча слушала, как набелитка и нортлинг непринужденно обсуждают прошедшие занятия, домашние задания и предстоящие праздничные дни. До сих пор мне было тяжело поверить, что Ада и Ари умудрялись проводить время вместе, беседовать о чем-то друг с другом, оставив меня в стороне. Обида иглой кольнула в груди. Странная смесь ревности и предательства ставила меня в тупик. То, что ребята общаются между собой, не значит будто я им не нужна, или что у них есть от меня какие-то секреты. Но…

Мысли снова устремились к Каталине. Ее навыку заводить новые знакомства можно было только позавидовать. В Каса-де-Вентос, пока я томилась за унылыми нравоучительными беседами с отцом, Андо без толики угрызений совести проводила время с подружками из числа служанок, обсуждая последние сплетни и перемалывая косточки завистницам. Но раньше это никогда меня это не задевало. Отчего сейчас же я чувствую себя такой покинутой?

Поднявшись по широкой винтовой лестнице, мы быстро забежали в коридор. Щеки горели огнем, ласкаемые теплым воздухом. У кабинета на кафедре древней истории, где красовалась табличка с именем Асциллы Церсории, уже стояла сама куратор и высокий молодой мужчина, сложивший руки в замке за спиной, увлеченные беседой.

— Ах, вы как раз вовремя, — заметив нас, Асцила поправила съехавшие на переносицу очки. — Сайрус, это твои сегодняшние подопечные.

Молодой человек вежливо поклонился, когда профессор Церсория представила нас. Сайрус Чембер с нескрываемым интересом разглядывал нашу троицу. Темно-серые с платиновым отливом волосы выдавали в нем останские корни, в очередной раз напомнив об Александере Вибере. Но голубые глаза горели живым любопытным огнем без тени презрения.

— Для меня будет большой честью показать благородным господам, чем занимаются наши исследователи, — торжественно объявил он, и жестом указал следовать за ним.

— Так вы на последнем курсе, господин Чембер? — поинтересовалась я, успев укутаться на ходу перед тем, как шагнуть навстречу жалящему морозу.

— Можете звать меня просто Сайрус, госпожа.

— Вы не из Малого Дома? Не помню там Чемберов, хотя, зная непостоянство вашей аристократии, у меня могут быть устаревшие сведения, — едко заметила Ада. В ней в снова проснулась та самая заносчивая и высокомерная аристократка, которую я не видела уже очень давно.

— Вы правы, госпожа Набелит. Я не дворянин, — Сайрус не отреагировал на ее бестактное поведение. — Видите ли, мой отец — маркграф Элиот Миддлтон. Чембер — фамилия моей матери, которая служила в его маноре.

На мгновение Ада скривилась, словно бы ей предложили отведать прокисшего молока.

— И давно бастарды удостоены чести получать образование в самом престижном учебном заведении Империи?

— То было решение отца, и за это я перед ним в неоплатном долгу. Для маркграфа Миддлтона нет ничего зазорного в том, что незаконный ребенок будет верой и правдой служить на благо нашей семьи. Я рос на равно с другими детьми сэра Эллиота, Тем более, мне не светит никакое наследство, так что моим сводным братьям не нужно беспокоится по этому поводу.

— Интересные у вас обычаи… И каждый дворянин так спокойно принимает всех своих отпрысков?

— Скорее, это прихоть самого маркграф. Вы не думайте, в наших традициях не очень принято как-либо признавать таких… как я, — его губы тронула печальная улыбка. — Отец считает, что для благополучия Дома хороший специалист, тем более со связями в Столице, всегда будет нужен. Но не будем об этом. Прошу простить мое любопытство, но студенты такого статуса и происхождения, как вы, интересующиеся научными исследованиями — это большая редкость!

— Вы — не первый кто говорит нам такое, — заметила я.

— Понимаю, что вами движет простой интерес, однако обычно первогодкам хватает и тех занятий, что входят в их курс. Мало кто выбирает тяжелый и тернистый путь науки по своей воле.

— Имеете виду, что обычно это потомственные ученые? — уточнил Ари.

— Да, господин Хус. Какое бы разностороннее образование не стремилась дать Империя, все равно все сводится к тому, что каждый из нас занимает предписанное нам на роду место. Почти все так или иначе решают продолжать дело своих родителей.

Я горько усмехнулась. Отсутствие выбора. Вот она — цена нашей стабильности и процветания.

— Так что же вызвало у вас, молодые господа, интерес к исследовательской деятельности?