Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ)

Было время, когда по распоряжению Учителя Яниэр читал Второму ученику вслух на певучем языке ли-ан. То были древние тексты эпоса, сложного для понимания современного человека, и вдвойне сложного для того, для кого язык Лианора не является родным. Порывистого Элиара раздражали эти утомительные чтения, но не менее того они раздражали и самого Яниэра. Однако в результате грубоватому кочевнику всё же насильственно привили изысканность, а надменному северянину — снисходительность, и оба они научились терпеть друг друга и находить компромиссы. Только спустя годы Яниэр осознал всю мудрость того ненавистного решения Учителя.

— Согласен ты или нет? Ты ведь не хочешь новой войны и вероятного установления жесткого сюзеренитета над Ангу?

Угрозы, угрозы — снова одни угрозы. Но ни одному из них и вправду не выгодна война. Сейчас Первый иерарх и сильнейшие жрецы храма Затмившегося Солнца, а также Великий Иерофант собственной персоной были здесь, свободно пропущенные им самим сквозь ледяной барьер. Они разрушат Белые Луны и убьют многих, если он не согласится.

— Будь ты трижды проклят, Элиар! — в сердцах бросил северянин.

Тот невесело усмехнулся.

— Разве ты не видишь, что я уже проклят? Всё, чего я касаюсь, обречено умереть. Не думай, что это приносит мне удовольствие. Так ты поможешь мне спасти Бенну, Вечный город, основанный Красным Фениксом?

— Хорошо. — Яниэр с сожалением посмотрел на бывшего соученика. — Я попытаюсь помочь. Я отправлюсь с тобой в Бенну и сделаю что смогу.

В конце концов, он старше и, как Первый ученик, должен быть мудрее… да и, что тут говорить, особенного выбора у него не было: просьбы Элиара всегда больше напоминали ультиматумы.

Глава 35 Никогда не забудь

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон пробуждения насекомых

Едят цветочные сладости. День двадцать первый от пробуждения

Ангу. На пути в Ром-Белиат

*киноварью*

— Я желаю вернуться в Ром-Белиат.

Заботливая Агния подала ему чашу согревающего темно-красного настоя с необычным вкусом и послевкусием: созревшие чайные листья были туго скручены и утрамбованы в медленно опускавшийся на дно крошечный мандарин. Пахло терпкой горечью: тонкий цитрусовый аромат заполнил каюту как благостное напоминание о лете.

Наконец-то на душе было тепло и спокойно. Старый корабль Лианора пришел за ним. Корабль с буревестником на знаменах, который заберет его домой.

Пока Элирий с трудом мог припомнить этих двоих из прошлого, но почтительное внимание, которым его окружили, и тщательное соблюдение субординации очень понравилось Красному Фениксу. Так же, — что уж тут скрывать — как и реакция Элиара на появление Агнии и, в особенности, Аверия. При виде чужого галеона обычное самоуверенное выражение испарилось с лица волчонка, будто его стерли мокрой тряпкой!

Тьма стелилась за ним плотным смоляным шлейфом, тяжёлые полы широких одежд взвивались в воздух драконьими крыльями. Столь фееричное зрелище вселило бы трепет в любого.

Ученик протягивал ему хищную руку с длинными металлическими когтями, словно позабыв, как ее опускать, и всё повторял, всё звал мягким, увещевающим голосом:

— Не покидайте меня, Учитель. Вернитесь со мной в Бенну. Вернитесь домой…

Бледный от волнения, с болью и гневом волчонок смотрел на него, не отрываясь, и золото в чуть раскосых глазах полыхало и плавилось, — и становилось аспидно-черным, как прогоревшие угли.

В какой-то момент сердце Элирия почти дрогнуло, почти исполнилось сочувствия. Возможно, впервые за эти две его такие разные жизни.

Мир изменился, баланс власти изменился. И, кажется, он тоже должен измениться, подстроиться под новые обстоятельства.

Или изменить текущий порядок.

— Увы, теперь вы не найдёте великого города Ром-Белиат, мессир, — осторожно отозвалась Агния и бросила встревоженный взгляд на Аверия, словно ища поддержки.

— Что с ним произошло? — Элирий нахмурился и тоже посмотрел на Наварха, который стоял перед ним навытяжку, не шевелился и, кажется, даже не дышал, являя собой идеального слугу. Не то что его своенравные ученики. Один только минус у такого крайне действенного способа контроля — лишенный свободы воли перестает развиваться, и мастерство его застывает на одном уровне.