Сердце прошедшего столь трудный путь человека, отшлифованное чрезмерной болью, становится подобным драгоценному камню. Такое сердце способно на многое, но остается ли оно человеческим? Особенно — погрузившись во тьму.
— Ты выучился жестокости.
— Только искупительная жертва вашей крови могла остановить черный мор, — тихо сказал Черный жрец, с большой неловкостью выталкивая слова. — Я не должен был отнимать вашу жизнь. Но не смог найти другого способа. Мне не оставалось ничего, кроме как совершить грандиозное жертвоприношение… ради спасения человеческого рода. Я убил вас, чтобы спасти… всех. Я хотел бы, чтобы вы навсегда позабыли о прошлом, но, увы, это невозможно. Понимаю, скорее всего, вы не сможете простить столь серьезный грех.
— А у меня есть выбор?
Кочевник снова вздохнул.
— Простите меня, Учитель.
Элирий вздрогнул, вспомнив эти слова, уже слышанные им в предыдущем воплощении.
— Кажется, придётся прощать за очень многое.
— Да. Возможно, это больше, чем можно простить. Но я буду просить вашего прощения до скончания моих дней, если необходимо. Если вы решите остаться в Бенну, вам ничто не будет грозить: я стану вашим защитником.
— Не бери на себя слишком много ответственности, глупый звереныш.
Черный жрец грустно улыбнулся.
— Я наполнил землю многими мертвецами, ушедшими до срока. Вот за что я устал нести ответственность.
Элирий нахмурился и неожиданно вспомнил кое-что важное. Вспомнил, как в темноте рука его сонно касалась рубцов, затейливо переплетающихся на широкой спине ученика.
— Твои шрамы… кто подарил их тебе? — непроизвольно спросил Первородный и немедленно осекся.
Зачем спрашивать очевидное? Разве не одно-единственное духовное оружие способно нанести такие ужасные повреждения, незаживающие паутины шрамов, которые не смог исцелить даже великий жрец. Судя по характерным следам на теле, ему доставалось от Хвоста Феникса, и не раз.
Похоже, в прошлом он переходил границы, и ученики подвергались жестокому обращению.
— Тот человек научил меня терпеть боль и стойко переносить любые пытки, — кратко ответил Черный жрец. — Воспитание порой требует много строгости, — и в этом смысле вы были отменным воспитателем.
— Не надо, волчонок, — резко сказал Элирий. — Не будем об этом теперь.
Красный Феникс хотел бы спросить и еще кое-что, но совершенно утратил желание продолжать беседу: у него не осталось для ученика слов.
Большая печать Запертого Солнца, очевидно, была сломана еще при жизни Учителя и окончательно потеряла силу после его смерти. Тогда Второй ученик мог бы свести позорное клеймо со своего горла, но по какой-то причине не стал делать этого. Вероятно, волчонок оставил клеймо как память обид, что затаил на него.
Чтобы сталь выдержала любой удар, ее нужно закалять, — и вот как он сумел закалить дух своего ученика. Наверное, он был прав в своих воспитательных методиках. Наверное.
Элиар в свою очередь промолчал, подчиняясь желанию наставника оборвать неприятный разговор. Прежде Черный жрец искренне думал: если Учитель просто вернется в мир, этого будет достаточно. Но сейчас, когда Красный Феникс действительно был здесь во плоти и полностью зависел от него, Элиар понял: нет, этого недостаточно. Кажется, он не сумеет отпустить Учителя и позволить тому жить так, как он хочет. Обладая абсолютной властью, трудно удержаться, чтобы ее не применить. Власть пьянила и заставляла терять рассудок. Это плохо — он может, поддавшись эмоциям, совершить непоправимое.
— Завари мне чай.
— Что? — не сразу сообразил Черный жрец, слишком глубоко погрузившись в свои невеселые мысли.
— Чай, — поморщился Совершенный. — Здесь по-прежнему холодно, черт тебя побери.
…Само собой разумеется, когда Великий Иерофант вернулся в маленькую спальную комнатку с приготовленным горячим напитком, там уже никого не было. Одежда Учителя пропала, покрывала лежали на полу, в спешке скинутые с не успевшей остыть кровати.
Элиар только покачал головой и отставил круглые чаши в сторону. Неважно, насколько ты изменился и сколько времени прошло, всё равно придётся платить за ошибки, что совершил когда-то.
— Если вы убегаете — вы провоцируете меня догонять, — чуть слышно сказал Черный жрец опустевшему рыбацкому домику. Пар поднимался над белоснежными фарфоровыми чашами и понемногу рассеивался.
Уже очень давно этот мир принадлежал ему. Учитель может бежать снова и снова, может бесконечно сопротивляться и отрицать неизбежное, — но однажды и в непримиримом упрямстве Первородного появится брешь.
Порой иллюзии могут быть ярче и правдивее реальности. Желаннее реальности. Иллюзии оживляют мечты, а это значит, они — самая могущественная сила.
Несмотря на постоянную бдительность, Учитель сумел-таки незаметно зачаровать его. С некоторой гордостью Черный жрец отметил, что его светлость мессир Элирий Лестер Лар по-прежнему остается непревзойдённым мастером иллюзий.