Сегодня всё повторилось в точности. День тянулся, однообразный и унылый, а вечером, когда из окон начал литься приглушенный лиловый свет, в комнату, где ещё не стихло эхо недавней опасной ссоры, ожидаемо явилась Первый иерарх. Чтобы вновь заставить его совершить принудительную прогулку и вновь практически лишиться чувств с заходом солнца.
— Ночью у вашей светлости снова открылся кашель, — предупредительно сообщила Шеата, поклонившись. — Я принесла вам шафранный чай и медовые груши: в холодный весенний сезон они помогают бороться с неприятной сухостью горла. Кроме того, сон ваш был неспокоен — как бы вновь не поднялся жар. Возможно, мессира потревожила гроза? Приближается равноденствие, и осадки становятся обильны.
Действительно, дождь практически не прекращался с тех самых пор, как его нахальный ученик вышел отсюда, только что не хлопнув на прощание дверью. Красный Феникс придирчиво глянул на аккуратно почищенные, нарезанные аппетитными ровными ломтиками фрукты, разложенные на продолговатом блюде, и, наколов крохотный кусочек, лениво отправил в рот.
— Вовсе нет. Меня тревожат другие заботы.
Говоря откровенно, ночью дождь и в самом деле будто намеревался вломиться внутрь, яростно барабаня в стекло, да еще и практически беспрерывно грохотал гром. На приятный отдых это походило мало. В эти дождливые, сырые дни хотелось запасать сон и силы впрок.
Но пусть дождь всласть пошумит за окнами, главное, внутрь ему не пробраться. В заточении есть свои плюсы: пленника охраняют так, что внутрь не просочиться ни единой капле.
— После ритуала восстанавливать энергию следует постепенно, шаг за шагом, — осторожно продолжила сиделка, деликатно переходя к основной мысли, которую намеревалась выразить. — Прошу, избегайте переутомления и соблюдайте размеренный режим дня. Вам требуется спокойный сон и полное отсутствие нагрузок. Снаружи еще слишком мало тепла, а ночи длинны. Прогулки на свежем воздухе, определенно, начались слишком рано и не идут мессиру на пользу, как и предупреждал, тревожась исключительно о вашем драгоценном здоровье, его высокопреосвященство Великий Иерофант.
— Отчего же, — нарочито удивился Красный Феникс, продолжая неторопливо лакомиться знаменитыми золотыми грушами Бенну. Сочные сахарные ломтики таяли на языке. — Напротив, к вечеру поднимается такой замечательный промозглый ветер, что в следующий раз я непременно желаю запустить воздушного змея.
Для запуска змеев, само собой, было еще рановато. Но Шеата только украдкой вздохнула и почтительно склонила голову, принимая новое распоряжение, сделанное в пику волчонку.
— Как прикажете, — спокойно отозвалась она. — Завтра же я подготовлю для этой забавы всё необходимое. А сейчас, если вы не отказываетесь от прогулки, приглашаю вашу светлость пройти в сад и полюбоваться закатным цветением персика.
Персик — известный символ бессмертия, а потому в поэтичных легендах цветок был крепко связан с фениксом, возрождающимся после гибели. В прежние времена Элирий любил наблюдать, как медленно раскрываются созревшие цветы персикового дерева, но кто бы мог подумать, что ему и в самом деле доведется возродиться после смерти, подобно легендарному фениксу?
Шеата склонилась, чтобы переодеть его домашние туфли, и острый глаз Совершенного тут же выхватил мелькнувшие под высоким стоячим воротником змеящиеся метки. Узнаваемые черные следы, стыдливо спрятавшиеся под одеждой.
— За что твой господин наказал тебя?
Жрица смешалась и инстинктивно подняла руку к горлу, не давая ему смотреть.
— Не стоит внимания вашей светлости… — тихо ответила она. — Я была наказана из-за моих собственных оплошностей. Прошу, не беспокойтесь об этом… и, если вас не затруднит, не говорите господину, что я расстроила мессира и потревожила его покой недостойными жалобами.
— Вот как, — нахмурился Красный Феникс, с тяжёлым сердцем размышляя над увиденным. Темные дуги бровей сошлись над переносицей, добавив юному лицу строгости.
Он всё еще слишком мало помнил прошлое, но происходящее отчего-то казалось странным, нетипичным для ученика. Прежде тот, кажется, был справедлив и чист сердцем. Да, вспыльчив, порою резок и склонен к быстрым решениям, но не жесток. Должно быть, его Элиар сильно изменился за минувшие годы: кочевник больше не тот, кого он знал когда-то. Даже в гортанном голосе вдруг проявились незнакомые нотки, особенно при последних, сказанных перед самым уходом, ультимативных фразах.
Элирий молча поджал губы. Кто научил волчонка этой жестокости? Этой выверенной, насквозь расчетливой стратегии умело противостоять наставнику?
— Великий Иерофант пребывает в крайне дурном расположении духа после размолвки с вашей светлостью, — помолчав, решилась признаться Шеата, видимо, придя к выводу, что терять ей теперь нечего. — Он места себе не находит.