И тогда планета опять превращалась в монотонную пережевывающую машину, забывая прежнее веселье и радость. Вихри продолжали свое многолетнее брожение, метеориты, чувствуя притяжение к поверхности этой желтой планеты, не в силах удержаться от желания очутиться в объятьях этой загадочной тусклости, падали в недра земли. Космические обломки, поначалу казавшиеся интересными своими попытками рассказать историю прошлой жизни многочисленными надписями, микросхемами и проводами, в скором времени стали казаться одинаковыми и только навевали большую грусть на планету, которая постепенно стала терять дыхание и волю к жизни. Ее вращение становилось все медленнее и медленнее, ее вихри все более вялыми, ее пылинки перестали светиться.
Но было на этой планете и что-то особенное, что-то настолько сильное и необычное, что за много миллионов лет планета не смогла превратить это в бесцветную пыль. Даже вихри сторонились, обходили стороной этот яркий предмет. Огромный золотистый шар, последний настоящий житель планеты, вращался в нескольких метрах от поверхности, имитируя монотонность своего бытия. Его гладкая оболочка была настолько безупречной, что наглые пылинки, пытаясь облепить шар, всегда терпели поражение, зацепившись было на долю секунды, они моментально падали в бездну своих более мудрых или менее решительных коллег. Шар кружил вокруг планеты, вращаясь вокруг своей оси, выставляя светопоглотительные панели, питаясь добротой солнца. Он проходил сквозь вихри, совсем не замечая их могущества. Конечно, совершенный механизм шара не имел возможности думать, он не мог понять отчаяния пылинок, одиночества планеты, рабства песчаных вихрей. Он двигался вокруг планеты, бездумно, бесцельно, бесчувственно. Его аморальность коробила планету, но за много миллионов лет она смирилась с причудами этого своего последнего жителя.
Что-то было странное в шаре, огромном, диаметром в пятьсот метров, вращающемся, подставляющем свои огромные энергетические панели к потоку электронных зарядов. Внутри шара массивные компьютеры обрабатывали каждое его движение, мощные аккумуляторы превращали энергию солнца в резервную пищу, миллиарды и миллиарды микросхем, облаченные в суперсиликоновые одежды и соединенные пучками световолокна, призрачно мерцали, передавая информацию и анализируя внешний мир. Но самый большой интерес представляла именно поверхность этого огромного механизма. На том месте, которое не было занято датчиками и светопоглотителями, яркими люминесцентными буквами было написано: "ИСПОЛНИТЕЛЬ ЖЕЛАНИЙ".
/конец/
Продавцы огня
Продавцы огня
"Some dance to remember, some dance to forget"
Вера легонько настукивала мелодию гелишными ноготками, медленно покачивая головой в такт музыке. Иван внимательно смотрел на нее. Она раздраженно махнула рукой, Иван выключил музыку.
-- Не то, Ваня, не то. Нету огня, жизни нету! -- Вера задумалась, -- как будто мы с тобой несоленого хлеба наелись.
Иван кивнул, соглашаясь:
-- Да, не то что-то.
В студии повисло неловкое молчание. Вера закрыла лицо руками. Иван расстроенно смотрел то на нее, то на компьютер. Вера подняла голову, тушь под глазами растеклась. Ивану показалось, что она за минуту постарела лет на десять.
-- А что, Жорик ни с кем не договорился?
-- Монеточка не хочет на заказ, рэперы все сейчас сольники пилят.
Вера достала из сумочки пудреницу и посмотрела в зеркальце, вытирая растекшуюся тушь. Откинулась в кресле, медленно достала тонюсенькую сигаретку и зажигалку. Прикурила и уставилась на Ивана.
-- Тогда мы в жопе, Ваня! В полной, адской жопе!
Иван взял со стола мятую пачку, тоже вставил в зубы сигарету. Ударил по спичечной коробке, подхватил ее на лету, ловко вытянул спичку пальцами той же руки, чиркнул, поднес к сигарете.
Сидели молча.
Вера достала мобильник, открыла ватсап, пересматривая историю чатов. На одном остановилась.
-- Сереге, что-ли позвонить?
Иван хорошо помнил, чем закончилось общение с Серегой в прошлый раз.
-- Верусь, а тебе это надо?
Вера цыкнула, набирая номер Сергея:
-- Писал бы с душой, не пришлось бы с моральными уродами связываться!
* * *
Серега приехал через полчаса, в состоянии легкого подпития, с бутылкой коньяка под мышкой. Он был не один, а с каким-то тридцатилетним нёрдом в черной водолазке, с бегающими глазами и ощипанной бородкой.
-- Ну что, старая братия? Звонок другу? Творческий кризис? А я ведь ждал, так ждал. Верочка, ты же любовь моя, -- Серега подмигнул Ивану, -- я как тебя в телевизоре увижу, сердце цокает, -- он слащаво причмокнул губами, -- хотя ты всё больше по домохозяйзским слезоточилкам бегаешь. Ну и ладно, главное чтоб не забывали. Ну-ка, встань!
Вера посмотрела на Сережу с легкой гримасой омерзения.
-- Ну, встань, говорю! -- Серега нахмурился, -- а то сейчас со своим шопенчиком останетесь нюни пускать, а я обратно тусоваться поеду.
Вера встала.
-- Покрутись!
Вера ошалело посмотрела на Серегу:
-- Ты что, охренел, Сережа?
Серега злобно уставился на Веру:
-- Давай, крутись! Ты ж мне сама позвонила, или забыла уже?