Однажды в воскресенье генерал армии Сивоконь заставил себя забыть повседневные хлопоты и отправился на пробежку. Он бежал трусцой, в новеньком летнем спортивном костюме фирмы «Адидас» – настоящий «Адидас», не поддельный, не сляпанный в подмосковном поселке вьетнамскими нелегалами, – и кроссовках на толстой подошве совершал пробежку по улицам Москвы. Автомобилей воскресным утром было немного, и воздух приятно поражал свежестью.
Навстречу Трофиму Ивановичу бежала пара девушек. Генерал выпятил грудь, улыбнулся, а когда девушки приблизились и одна из них бросила заинтересованный взгляд, Трофим Иванович подмигнул. Красавица готова была улыбнуться в ответ, но девушки остались позади, и Трофим Иванович так и не узнал, заслужил ли он улыбку.
Аллея бульвара была пуста. Генерал шумно вдыхал воздух носом и выдыхал через рот.
Сегодня он дал себе обещание пробежать пять километров, и, кажется, это у него получалось.
Правда, временами он переходил на ходьбу, но ведь и годы были не молодые. Трофим Иванович мог гордиться тем, что вообще не остался сидеть дома, не покорился судьбе.
Итак, запланированные пять километров близились к концу, и на работе полковник Подоляк перестал донимать напоминаниями о проданном крейсере, и все это обозначало, что дела поворачиваются в лучшую сторону.
Генерал свернул с бульвара на улицу, остановился на переходе, пропуская машины, заодно отдышался. Прекрасно! Светофор зажегся зеленым светом, генерал бодро прошел по зебре и, совсем не запыхавшись, вбежал в собственный двор.
У подъезда его встретили старушки.
– Трофим, слышишь, Трофим, – произнесла бабушка со слезящимися глазами.
– Что такое? – весело спросил Сивоконь.
– К тебе приходил этот… Человек приходил! – как нечто важное, сообщила бабушка.
– Какой… человек? – Трофим Иванович вдруг почувствовал холодок страха.
В мыслях он уже готовился услышать описание длинного и худого заместителя военного прокурора Воробышева или одного из его следователей.
– В костюме. Такой причесанный, – наперебой затараторили старушки. – Опрятный такой. Смуглый. Тебя спрашивал.
– Мы потому тебе говорим, что он вошел в подъезд и не вернулся, – сказала бабушка, слезящиеся глаза которой рассматривали Сивоконя особенно внимательно.
Это мог быть курьер с повесткой в прокуратуру или киллер, мелькнуло в голове. Мысль была абсурдной, киллеры приходят ночью, а тут день только начинался. И все-таки генерал почувствовал большое желание развернуться и никогда больше не появляться в этом дворе и в этом доме.
Но – супруга? Милая жена, когда он выбегал, оставалась дома, готовила что-то на кухне. И дочь должна была прийти с утреннего сеанса в бассейне. Сивоконь вздохнул и храбро направился в подъезд.
– Спасибо, – бросил он на ходу соседкам. – Я разберусь, кто это.
Каждая ступенька отдавалась острой болью в сердце. Генерал поднялся на первый этаж, остановился возле лифтов, прислушался. Слух у Трофима Ивановича оставался великолепным, генерал был уверен, что может услышать даже дыхание человека, притаившегося, скажем, за лифтовой шахтой. Но царила полная тишина.
Пожав плечами, Трофим Иванович нажал кнопку вызова лифта, и кабина с привычным гулом спустилась откуда-то сверху. С таким звуком спускаются все лифты во всех домах.
В доме, где жил генерал, лифт был новый, с железобетонной шахтой, створки лифта разъехались в стороны, и генерал стал сбоку. Он не хотел, чтобы его увидели, – на тот случай, если в кабине лифта все-таки кто-то есть.
В кабине никого не было. Сивоконь отошел от стены. Пустая кабина была тускло освещена, на полу белел крохотный бумажный шарик.
Вдруг створки стали закрываться, генерал едва просунул руку, не давая им захлопнуться. Створки снова разошлись.
Он вошел в лифт и нажал кнопку двенадцатого этажа.
Пока лифт поднимался, Трофим Иванович считал удары своего сердца.
В конце концов, чему быть, тому не миновать, подумал он, и если сейчас его будет поджидать на площадке наемный убийца или судебный исполнитель, это будет означать, что его, генерала Трофима Ивановича Сивоконя, мучения закончатся.
Кабина замерла. Створки разъехались в стороны, и Трофим Иванович увидел большую черную цифру «12», выведенную краской на серой стене. То есть двенадцатый этаж. Нога Трофима Ивановича в белой кроссовке ступила на бетонный пол.
Сивоконь оглянулся. Здесь тоже было пусто. Генерал свернул налево, к своей двери. Он уже протянул руку, чтобы нажать кнопку звонка, и тут с лестничного марша послышались шаги, кто-то глухо кашлянул.
Прежние страхи в секунду вернулись. Трофим Иванович втянул голову в плечи, обернулся – и увидел молодого мужчину восточной внешности, широкоплечего, смуглого, с пронзительным взглядом темных глаз, устремленных на Трофима Ивановича. Мужчина улыбался, как показалось Сивоконю, слишком нахально. Он почти бегом спускался по лестничному маршу. Человек был в костюме, при галстуке. Вдруг он сунул руку во внутренний карман пиджака.
«Не подходи!» – хотел крикнуть генерал. Но вместо крика из груди вырвался стон, в глазах помутилось, и Трофим Иванович, так и не успев позвонить, рухнул на пол.