Черноглазая блондинка

Мне нравится мысль бывать на свежем воздухе. То есть мне нравится думать о том, что там есть: деревья, трава, птицы в кустах, всё такое. Мне даже иногда нравится рассматривать всё это, мчась по шоссе, скажем, через лобовое стекло автомобиля. Что меня не очень волнует, так это ощущение беззащитности. Есть что-то в ощущении солнца на затылке, что заставляет меня чувствовать себя неловко — мне не просто жарко, что-то меня беспокоит, заставляет чувствовать себя как-то не по себе. Такое ощущение, что за мной наблюдают слишком много глаз, устремленных на меня из-за листьев, из-за заборов, из глубины нор. Когда я был ребенком, природа меня мало интересовала. Улицы были тем местом, где я проводил детство и переживал свои юношеские открытия; не думаю, что узнал бы нарцисс, если бы увидел его. Поэтому, когда Клэр Кавендиш предложила прогуляться по саду, мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не показать, как мало меня взволновала эта перспектива. Но я, конечно, согласился. Если бы она попросила меня отправиться в поход в Гималаи, я бы надел горные ботинки и последовала за ней.

После того, как она вытащила чеку и бросила в меня гранату с известием, что якобы видела мёртвого Питерсона, она ушла переодеваться, оставив меня стоять у одной из изогнутых стеклянных стен, рассматривая маленькие облачка белого облака, плывущие из океана. Извинившись, она на мгновение положила мне на запястье три пальца, которые я всё ещё ощущал. Если раньше я думал, что во всём этом деле есть что-то подозрительное,[18] то теперь мне придется бороться с марлином[19] весом фунтов в сто.[20]

* * *

Минут через пятнадцать, или через пару сигарет, она вернулась в белом льняном костюме с широкими плечами и юбке до икр. Возможно, она и была ирландкой, но обладала всем самообладанием и холодной грацией английской розы. Она была в туфлях на плоской подошве, что делало меня выше её на пару лишних дюймов, но у меня все еще было ощущение, что я смотрю на неё снизу вверх. На ней не было никаких украшений, даже обручального кольца.

Она тихо подошла ко мне сзади и сказала:

— Вам, наверное, не хочется идти, не так ли? Но мне нужно выйти наружу — мой мозг лучше работает на открытом воздухе.

Я мог бы спросить, зачем ей нужен её мыслительный аппарат в идеальном рабочем состоянии, но не стал.

Всё то же самое можно было бы сказать и об окружающей Лэнгриш-Лодж территории: она была настолько далека от дикой природы, насколько это было возможно, и всё ещё была покрыта зеленью, или тем, что было бы зеленью, если бы лето не сделало большую её часть побуревшей. Мы двинулись по гравийной дорожке, которая уходила от дома под прямым углом и вела прямо, как железная дорога, к той роще деревьев, которую я видел с дороги, и ещё дальше — к нескольким индиговым сполохам, которые, как я знал, должны были оказаться океаном.

— Хорошо, миссис Кавендиш, — сказал я. — Давайте послушаем.

Я вложил во фразу больше раздражающих ноток, чем хотел, и она бросила на меня быстрый косой взгляд, её щеки слегка покраснели, к чему, впрочем, я уже привык. Я нахмурился и откашлялся. Я чувствовал себя как пацан на первом свидании, и всё, что я делал, было неправильно.

Мы прошли с десяток шагов, прежде чем она заговорила.

— Не странно ли, — сказала она, — что можно мгновенно узнавать людей, где бы вы ни были и при любых обстоятельствах? Вы идёте по Юнион-Стэйшн в толпе в час пик, и мельком видите лицо в сотне ярдов впереди, или, может быть, даже не лицо, а просто чьи-то плечи, наклон головы, и сразу же вы узнаёте, кто это, даже если это человек, которого вы не видели много лет. Как так?

— Эволюция, полагаю, — сказал я.

— Эволюция?

— Необходимость отличать друга от врага даже в глубине леса. Мы все состоим из инстинктов, миссис Кавендиш. Мы думаем, что мы утончённые, но это не так — мы примитивны.

Она издала слабый смешок.

— Ну, может быть, когда-нибудь эволюция нас куда-нибудь приведёт.

— Возможно. Но нас уже не будет, чтобы увидеть это.

На мгновение солнечный свет, казалось, потемнел, и мы пошли дальше в мрачном молчании.

— Мило, дубы, — сказал я, кивнув в сторону ряда деревьев впереди нас.

— Буки.

— Ох. Значит, буки.

— Привезли из Ирландии, хотите верьте, хотите нет, лет двадцать назад. Что касается ностальгии, моя мать не жалеет денег. Тогда это были молодые деревца, а посмотрите на них сейчас.

— Да, посмотрите на них сейчас, — мне снова захотелось закурить, но окружающий мир снова нахмурился этой мысли.

— Где вы видели Нико Питерсона? — спросил я.

Она ответила не сразу. На ходу она разглядывала кончики своих удобных туфель.

— В Сан-Франциско, — ответила она. — Понимаете, я была там по делам фирмы. Это было на Маркет-стрит, я ехала в такси, а он шёл по тротуару, как всегда, торопился, — она снова издала слабый смешок, — без сомнения, чтобы повидаться с кем-то.

— Когда это было?

— Дайте подумать, — она задумалась. — В пятницу, на прошлой неделе.

— Значит, до того, как вы пришли ко мне.

— Конечно.

— Вы уверены, что это был он?

— О да, вполне.

— Вы не пытались с ним поговорить?