Черноглазая блондинка

Она указала на богато украшенный стул со спинкой в форме лиры, обитый жёлтым шёлком. Он выглядел слишком хрупким, чтобы выдержать мой вес, но я все равно сел на него. Клэр вернулась к музыкальному табурету и устроилась на нём, положив под платьем одно колено на другое, а руку, поместив на крышку пианино. Она сидела, выпрямив спину. Почему-то раньше я не замечал, какая у неё длинная и тонкая шея. Бриллианты на её шее сверкали, напоминая мне огни города, которые я до этого наблюдал из окна своего офиса, ожидая её звонка.

— Я видел Питерсона, — сказал я.

Это заставило её отреагировать. Она быстро подалась вперед словно собиралась вскочить на ноги, и я увидел, как напряглись костяшки её левой руки, лежавшей на крышке рояля. Её чёрные глаза широко раскрылись, и в них появился почти лихорадочный свет. Когда она заговорила, голос её прозвучал сдавленно.

— Почему ты мне не сказал?

— Я только что это сделал, — сказал я.

— Я имею в виду, до сих пор. Когда ты его видел?

— Сегодня, около полудня.

— Где?

— Не имеет значения, где. Он позвонил мне, сказал, что хочет встретиться.

— Но… — Она быстро заморгала и позволила лёгкой дрожи сбежать вниз, до кончика туфельки, выглядывавшей из-под подола голубого платья. — Что он сказал? Он… он объяснил, почему притворился мертвым? Не мог же он появиться вот так, просто позвонив и попросив о встрече. Расскажи мне. Расскажи мне.

Я достал портсигар. Я не стал спрашивать, не возражает ли она, если я закурю; мне не хотелось быть настолько вежливым.

— Он никогда не был твоим любовником, не так ли? — сказал я. — Это было всего лишь то, что ты мне скормила, чтобы у тебя была причина нанять меня, чтобы я отправился на его поиски. — Она начала она что-то говорить, но я перебил её. — Не утруждай себя ложью, — сказал я. — Послушай, дело в том, что мне всё равно. В любом случае, я никогда не покупался на это «пожалуйста, найди моего потерявшегося парня» — просто по твоему описанию Питерсона я понял, что он из тех парней, которому бы ты не уделила время.

— Тогда почему ты притворился, что веришь мне?

— Мне было любопытно. К тому же, если честно, мне не нравилась перспектива, что ты выйдешь из моего офиса и я никогда больше тебя не увижу. Жалко, правда?

Она покраснела. Это сбило меня с толку и заставило задуматься, стоит ли мне пересмотреть, хотя бы немного, все неприятные выводы о ней и её характере, к которым я пришёл с того момента, как утром поговорил с Питерсоном. Может быть, она была из тех женщин, которые легко обвиваются вокруг мужских мизинцев. Кто я такой, чтобы судить её? Но потом я вспомнил о той лжи, которую она мне наговорила, хотя бы по недомолвке, подумал обо всех способах, которыми она обманывала меня с самого начала, и во мне снова вскипел гнев.

Теперь она сидела, повернув лицо налево, показывая мне свой идеальный профиль. Можно ненавидеть женщину и при этом знать, что стоит ей только поманить, и ты бросишься к её ногам и осыплешь поцелуями её туфли.

— Пожалуйста, — сказала она, — расскажи мне, что произошло, когда вы с ним встретились.

— У него был с собой чемодан. Он хотел, чтобы я передал его человеку по имени Лу Хендрикс. Знакомо это имя?

Она пренебрежительно пожала плечами.

— Полагаю, что слышала.

— Ты чертовски права. Это тот самый парень, которому Питерсон должен был доставить наркотики.

— Какие наркотики?

Я усмехнулся. Она по-прежнему смотрела куда-то в сторону, демонстрируя мне классический профиль, который был намного лучше, чем у Клеопатры.

— Давай, — сказал я. — Теперь ты можешь перестать притворяться — фарс закончился. Ты ничего не потеряешь, если будешь честна — или ты забыла, как это?

— Не надо меня оскорблять.

— Согласен, но это довольно приятно.

Я стряхивал пепел с сигареты в сложенную чашечкой ладонь, и Клэр встала, взяла с крышки пианино большую стеклянную пепельницу, подошла и протянула её мне, а я высыпал в неё пепел и поставил на пол рядом со стулом. Она повернулась, ещё раз прошуршав шёлком, вернулась и снова уселась на табурет у рояля. Несмотря на то, что я злился на нее, злился как чёрт, во мне заболело осознание того, что я навсегда потерял тот её маленький кусочек, который она ненадолго позволила мне считать своим.

— Скажи мне кое-что, — попросил я. — Неужели всё это было только притворством?

Я заметил, что занавески на окне слева слегка шевелятся, хотя не чувствовал ни малейшего сквозняка.

— Что значит «всё»?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Она посмотрела на свои руки, сложенные на коленях. Я думал о лампе у кровати с нарисованными на ней кроваво-красными розами, о том, как она стонет в моих объятиях, как её веки трепещут, как её ногти впиваются мне в плечо.

— Нет, — сказала она таким тихим-тихим голосом, что я едва расслышал. — Нет, не всё.