Черного нет и не будет

Вначале Фрида рассчитывала за счет своего экстравагантного поведения привнести в la prima искру, освежить загнившие школьные подмостки; как в Пасху сжигают чучело Иуды, так и она хотела задать жару всем чопорным задницам. В пятнадцать лет у нее со страшной силой чесались ладошки, в голове носились мятежные мысли, закрыв глаза, она с восторгом думала о завтрашнем дне. Как же ей быть со своим телом, полным дерзости? Как поступить с грудью, что сама по себе хвастливо выпирала, с бедрами, вырисовывающими арочные своды, и ногами, желающими пуститься наутек?

Бессмертное тело молодого солнца.

Для себя она давно решила: во всем нужно искать золотую середину, в этой жизни не стоит ничего воспринимать всерьез и оплакивать горькими слезами. И Фрида жила с душой нараспашку, ничего не стесняясь, как не стеснялась произносить грязные ругательства, запас которых с усердием пополняла, слушая бормотание уличных мальчишек и пьянчуг, что поднимали очередную кружку за здоровье всех упокоенных душ.

С согласием папы римского или без него, она выбрала свой незамысловатый путь в этой vida[17]. Мехико принадлежал ей. Тогда она не рисовала, ей даже в голову не приходило заниматься живописью.

Это было тогда, до Аварии.

Высвободившись из корсета, Фрида не вернулась в школу. Как можно хотеть стать врачом, когда покрываешься пылью на больничной койке?

Теперь Фриде двадцать один год; такая же красивая и шаткая, как Кафедральный собор, она с трудом доковыляла до Министерства образования. Пробираясь через вереницу квадратных дворов, украшенных внутренними садиками, и проходы, уставленные скульптурами, Фрида шла на голоса рабочих и подмастерьев, следовала на запахи сырой штукатурки и разбавителя краски – только так она могла найти того, кого искала.

– Сеньор Ривера!

Погруженный в дело с головой, Диего не ответил. Он работал наверху: осторожно наносил синюю краску на одежду скелета, что затерялся в маскараде в честь Дня мертвых. Краска королевского синего цвета. Размах строительных лесов колоссальный, художник исписал уже более тысячи квадратных метров поверхности стен. Невероятно! Она стоит рядом с самым известным человеком своей эпохи – с мексиканским Лениным!

Фрида произнесла громче:

– Товарищ Ривера!

Сидя на самой вершине лесов, на высоте двух метров, мастер услышал свое имя, обернулся и выглянул вниз.

Этой очной ставки с Риверой она ждала давным-давно, и он не произвел на нее впечатления.

Ультрамариновый синий

Теплый оттенок синего, дрейфующий к фиолетовому.

Позвоночник переломан в трех местах.

Ключица сломана.

Третье и четвертое ребро сломаны.

Правая нога переломана в одиннадцати местах.

Правая ступня раздроблена.

Левое плечо вывихнуто.

Таз переломан в трех местах.

С левой стороны брюшная полость пробита поручнем до самого влагалища.

Неплохо – да?

Очнувшись в больнице, она тут же осмотрелась. В голове темная воронка, никаких намеков на даты, только искаженные ориентиры, дырявые воспоминания, изъеденные молью. Незнакомая постель, чужая простыня, низкий потолок, другие кровати, нет двери, нет неба. Оглядеться – для нее это означало понять, что бескрайние просторы поля ограничены, ей словно пощечину влепили. Фрида пыталась вернуться к тому, что было тогда, до Аварии, разглядеть свои руки, ноги, ступни, но как будто ничего прежде не существовало; она поняла, что ей необходимо сию же секунду. Увидеть. Выманить что-либо известное, знакомое.

Фрида хочет снова проснуться утром в родительском доме, пропитанном ароматом кофе с корицей и запахом мыла для бритья, которым пользовался отец, хочет ощутить бешеный ритм домашних – ведь нужно успеть на автобус! – хочет увидеть припудренную с самого утра маму, что бродит из комнаты в комнату, погруженная в безумство сотен мелких дел и не желающая никого слушать; с самого рождения на спине ее запечатлелась угасающая улыбка слишком большого количества мужчин; на тех редких фотографиях, что у них есть, мать еще юная, безумно красивая девушка, чувствуется радость, украденная ею на лету, и откуда потом взялось это хмурое лицо, напоминающее о том, что порядок в доме равносилен порядку в душе? Фрида хочет увидеть неудержимость Кристины, своей любимой сестры, что, проснувшись с первыми лучами солнца, с легкостью управляется с женскими обязанностями, las cosas de las mujeres, так же до нее управлялись сестры, но при любых обстоятельствах Кристина делает это с обезоруживающей улыбкой и безумным взглядом зеленых, ультрамариновых глаз; и наконец, Фрида хочет увидеть свои ноги, что rápido[18] перелетали через скомканную простыню и каждое утро плюхались на пол комнаты.

Ей восемнадцать лет. Такое утро больше не повторится. Лекарства вызывают у нее галлюцинации.

Мои ноги – где они?

Небесно-синий

Синий, дрожащий при виде света и заигрывающий с зеленым.