Черногорцы в России

Юлия Ден, подруга императрицы, в своих мемуарах связывает этот разлад с другим событием, а именно с увольнением великого князя Николая Николаевича, второго мужа Станы¹³⁹, с должности Верховного главнокомандующего во время Первой мировой войны, после чего дома Милицы и Станы «превратились в один из главных центров распространения сплетен и клеветы против их величеств»¹⁴⁰. Ден ошибается, так как разлад, по нашим данным, произошел значительно раньше – около 1907 г. Что же касается Николая Николаевича, то его назначили на пост Верховного главнокомандующего скорее не благодаря дружбе его жены Станы с императрицей, а вопреки уже сложившемуся к началу войны ее плохому отношению к семьям черногорок и Николаю Николаевичу.

Ю. Н. Данилов, бывший генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего, пишет, что этот разлад произошел «под влиянием того же отвергнутого в семье великого князя (Николая Николаевича младшего – Я. Q Распутина и других причин семейного характера» ¹⁴¹, вследствие чего «императрица Александра Федоровна глубоко возненавидела жену великого князя Николая Николаевича великую княгиню Анастасию Николаевну и ее сестру Милицу Николаевну, жену брата великого князя – Петра Николаевича, и потому всемерно старалась отвести Николая Николаевича от какого-либо активного влияния на царя»¹⁴².

Романова или Петрович-Негош?

Не раз упоминавшийся нами министр финансов Витте недаром именовал Милицу Николаевну и ее сестру Стану не иначе как «черногорка 1» и «черногорка 2». Примечательно, что придворное окружение, даже то, которое не общалось с Милицей и Станой лично, все же знало, что они – черногорки, и именовало их «черными женщинами», «черными паучихами», связывая эти прозвища и с их смуглым цветом кожи, и с неприязнью к ним, и с именем их родины – Черногории. Почему же Милица и Стана оставались при дворе «черногорками», почему остались самобытными, почему не ассимилировались и не обрусели, как все другие принцессы?

Будучи российской великой княгиней, Милица постоянно следила за развитием политической ситуации на Балканах, а особенно на своей родине. В 1907 г. в письме мужу она писала: «В Черногории политический горизонт очень темный. Копия нашего»¹⁴³. Милица имела в виду либо нарастающую оппозицию против князя в Черногории, либо назревающий боснийский кризис и усложняющиеся отношения балканских стран с Османской империей. И в чем-то Милица была права. В это время в Черногории существовала оппозиция князю Николе, любые выступления которой сразу же безжалостно подавлялись сверху. Известен инцидент с бомбами, которые якобы были привезены из Сербии для подготовки теракта против Николы. Однако есть вероятность утверждать, что черногорский князь это специально подстроил и сам заказал бомбы, чтобы обвинить оппозицию в якобы готовившемся против него заговоре и расправиться со своими противниками.

Когда «пороховой погреб Европы» начал детонировать и дым Балканских Войн (1912–1913) окутал полуостров, Милица Николаевна не сидела сложа руки в России. Необходимость постоянной деятельности и долг перед своей маленькой родиной заставляли ее поехать в Черногорию. По дороге туда, из Вены, княгиня писала своему мужу письма, докладывая обо всех известных ей фактах обстановки на Балканах. Великая княгиня пристально следила за событиями, внимательно изучала австрийскую прессу. И этот интерес и внимание носили вовсе не поверхностный характер. Вообще такая глубокая заинтересованность политикой была не свойственна особам ее положения. Но в ее собственной семье события Балканских войн живо обсуждаются, даже сын Милицы, Роман, детально изучает планы Черногории по своей настольной карте Скутари ¹⁴⁴ – объекту, которым столь сильно желал обладать его дед Никола черногорский.

С началом Первой балканской войны великая княгиня оставила все дела в России и развернула активную деятельность по оказанию помощи раненым. Ни дом, ни семья – ничто не могло ее удержать! В свою бурную деятельность Милица втягивала и свою мать, черногорскую королеву Милену, и мужа, великого русского князя Петра Николаевича. В письме от 30 января 1913 г. она писала ему на французском: «Мама только что телеграфировала императрице Марии Федоровне, прося ее дать согласие на переоборудование института¹⁴⁵ в госпиталь. Это очень срочно, скажи Шервашидзе¹⁴⁶, что нужно телеграфировать приказ императрицы директрисе института Мертваго. Это дело чрезвычайной важности»¹⁴⁷. Когда приказ императрицы был получен и в здании института был устроен госпиталь для раненых, Милица осталась там работать. «Работаю весь день, размещая постоянно прибывающих раненых… Их слишком много, помощь оказываться не успевает… Напишу подробнее, как только будут разбиты миллионы турок»¹⁴⁸, – сообщала она мужу.