Черногорцы в России

Все дочери Николы были хорошо воспитаны и образованны. Что же касается сыновей, то, по мнению югославского историка Николы Шкеровича, князь их «оставил без внимания», и они получили довольно поверхностное домашнее образование и знание иностранных языков¹⁷. Сыновья черногорского князя, как пишет Шкерович, в жизни вообще не проявили себя с позитивной стороны, никто из них не помогал отцу поднимать престиж династии, не говоря уже о какой-либо деятельности на благо общества и государства. Да и на войне они проявили себя не с лучшей стороны. Так, престолонаследник Данило, будучи верховным инспектором черногорской армии, во время Первой балканской войны участвовал в боях за Скадар, но после бомбардировки лагеря турецкой артиллерией, когда ему «удалось удачно избежать снаряда»¹⁸, бежал с линии фронта домой и так и не появился в рядах черногорской армии до конца войны¹⁹. Такое трусливое поведение было совершенно не характерно для черногорцев, славившихся своей доблестью и отвагой.

Визиты черногорского князя в Россию

Как уже упоминалось, Никола Петрович-Негош довольно часто бывал в России. Пожалуй, самым нашумевшим его визитом был визит в 1889 г., когда русский император произнес знаменитый тост в его честь: «Пью за единственного моего друга князя черногорского»²⁰. Этот тост Александра III, произнесенный на званом ужине, еще больше укрепил позиции Николы среди всех югославян и повысил его авторитет. На этом же ужине было объявлено о помолвке черногорской принцессы Милицы Николаевны и великого русского князя Петра Николаевича. В скором времени стало известно и о втором предполагаемом брачном союзе, связывавшем династию Петровичей с Романовыми – княжна Анастасия Николаевна (Стана) была помолвлена с герцогом Георгием (Юрием) Лейхтенбергским. Никола, таким образом, обеспечил себе сильную опору в лице российского императора²¹.

Весть о тосте русского императора в честь черногорского князя разлетелась по всему миру и сразу же получила разные трактовки. В Европе недоумевали, как в правящую династию столь мощного государства, как Россия, занимающего шестую часть европейского континента, приняли представителя какого-то захолустного, никому не известного черногорского рода Петровичей-Негошей?!

Отмечая, что это «весьма подняло черногорского князя, а с другой стороны, поставило в некоторое недоумение коронованных особ Европы», министр финансов России С. Ю. Витте²² писал, что этот тост «государь провозгласил не бесцельно, а чтобы показать, что ему никаких ни с кем политических дружб не нужно, что он считает Россию настолько сильной и властной державой, а сам он не нуждается ни в каких поддержках… Поэтому тост этот надо понимать в том смысле, что у меня есть единственный друг, конечно, друг политический, и этот друг князь черногорский, а известно, что Черногория является такой страной, которая по размерам и по количеству населения менее какого-нибудь малочисленного уезда одной из русских губерний»²³. Такого же мнения придерживался и придворный историк С. С. Ольденбург, отметивший, что Россия была в то время очень могущественна и не нуждалась в союзниках²⁴.

Конечно, Витте по-своему прав, но прав ли он в том, что Черногория была для России просто «политическим другом»? Все же отношения между Россией и Черногорией остаются уникальным явлением, «загадкой истории», как назвал их директор Института славяноведения РАН К. В. Никифоров, ведь часть национального самосознания черногорца – любовь к России, а это лежит вне области политики.

Александр III, называвший сербского короля Милана Обреновича не иначе как «подлецом», английскую королеву Викторию – «старой сплетницей», японцев – «обезьянами, играющими в европейцев», а принца Наполеона – «скотом»²⁵, назвал черногорского князя Николу «единственным другом России». Поразительный факт! Неудивительно, что тост русского императора произвел эффект «разорвавшейся бомбы».

Во время этого визита черногорского князя в Россию его удостоили высокой чести – Александр III назначил его шефом 15-го стрелкового полка, который героически проявил себя во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Однако не всегда черногорский князь был в фаворе у русского императора. Всего два года спустя после знаменитого тоста Александра III очередной визит черногорского князя не вызвал бури радости, как в 1889 г., когда в Петербурге он был всячески обласкан. В 1891 г. черногорский правитель был наказан невниманием. Тогда об аудиенции у императора не могло быть и речи. С чем же была связана подобная переменчивость в отношении к князю?