Чернокнижник

Лейтенант Малышев, только что закончив милицейское училище, был направлен на службу в районное отделение милиции. Работа оперативника всегда привлекала молодого человека. Как любому мальчишке, ему нравились погони, засады и перестрелки. С детских лет всех окружающих он делил на «своих» и «чужих». Поэтому, придя в отделение, лейтенант был морально готов встать грудью на защиту «своих» от подлых и коварных происков «чужих». Однако перестройка перепутала всё, что было впитано лейтенантом с молоком матери: спекулянты и мошенники теперь назывались предпринимателями и бизнесменами, клевета закрывалась щитом с названием «свобода слова», патриотизм и любовь к Родине всё чаще и чаще отступали под натиском противника и изгонялись из литературы и искусства. Особенно всё перепуталось в органах власти. Милицию, как опору этой власти не миновала участь государственных структур, к которым прикасалась жестокая и циничная рука реформаторов.

Милиционеры не догадывались, что власть, возненавидев лозунг «Народ и партия едины», первое, что сделала, это установила огромный забор между народом и властью. Милиционеры наивно полагали, что их отнесут к власти, но реформаторы решили по-другому. Зарплата дошла до таких размеров, что на неё невозможно было прожить не только месяц, но и несколько дней.

Получив как-то зарплату, молодой оперативник разложил купюры на столе и не сводил с них глаз, думая, как же он будет жить на эти деньги.

– Проблемы? – услышал он возле себя голос старшего опера.

Малышев развёл руками и ничего не ответил.

– Гена, ты слышал что-нибудь о Козьме Пруткове?

– Нет, – растерянно ответил Малышев.

– А напрасно. Умный был мужик.

– А кем он был? – спросил Малышев.

– Если честно, то его вообще не было. Это литературный псевдоним нескольких писателей. Лично мне нравятся их афоризмы.

– Какие афоризмы?

– Ну, например: спасение утопающих дело рук самих утопающих.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Это не я хочу сказать, это Козьма Прутков хочет сказать.

Гена собрал со стола деньги, сунул их в карман и внимательно посмотрел на опера.

– Крышевать надо, понял?

– Что? – растерялся Гена.

– Иначе загнёшься.

– Да, но…

– И не только ты. Над нами начальники стоят, которые находятся точно в таком же положении, а у тех начальников тоже начальники, и так далее.

От этих слов у молодого офицера на какое-то время пропал дар речи. «Это что же получается, грабь награбленное?» – хотел он сказать собеседнику, но старшего опера уже не было. Капитан, который получил в кассе деньги и сунул их в карман, не пересчитывая, проходя мимо Гены, усмехнулся.

– Что, молодой, мало? Так нас с тобой эта власть ценит. Впрочем, если не нравится, можешь идти к бандитам, они к своим кадрам лучше относятся.

– К кому-кому? – переспросил Гена.

– Я хотел сказать, в частные охранные предприятия, – поправился капитан, – впрочем, это одно и тоже.

Шок не может продолжаться вечно. Как известно, человек привыкает ко всему. Были, правда, те, кто привыкнуть не мог, но и у тех был выход – кладбище. Страна, собравшись с духом, шагнула в пропасть капитализма, и по образцу американских вестернов стала убивать, жечь, насиловать и грабить. Вместо учреждений министерства внутренних дел «порядок» в стране стали обеспечивать многочисленные бандитские группировки, самой слабой и нерешительной из которых была группировка под названием «милиция».

Проведя как-то совещание, начальник Гены, отпустив всех, попросил его задержаться.

– Как у тебя дела? – спросил он и протянул свою руку.

Гена дал начальнику папку, которую он принёс на совещание, и которую так и не пришлось открыть.

– Ну что ж, неплохо, очень даже неплохо, – говорил начальник не то себе, не то своему сотруднику, просматривая содержимое папки.

– Что же там хорошего? Все доказательства косвенные, суду предъявлять нечего.

– А зачем тебе нужен суд? До суда мы доводить ничего не будем.

– То есть, как это, не будем? – не понял Гена.

– Если мы доведём до суда, то суд сам всё себе и возьмёт, а это нас не устраивает, – пояснил начальник.

– Что возьмёт суд?

Начальник посмотрел по сторонам и отечески улыбнулся.

– Подожди, я тебе всё объясню.

Гена пересел поближе к начальнику и приготовился внимательно слушать.

– Вот, видишь, – начал шеф, показывая на листок в деле. – Это Шкворень – он работает на Тамбовцев. Те его, конечно, нам не отдадут, но заплатить – заплатят, тут они никуда не денутся. А этот персонаж, – начальник показал на приложенную к делу фотокарточку, – неизвестно на кого работает. Скорее всего, это либо дебютант, либо беспредельщик. Нам необходимо выяснить, серьёзная у них организация или нет. Если нет, то мы его закрываем, и Тамбовцы нам ещё доплачивают за то, что мы убрали конкурента, а если нет, то они всё равно нам платят за то, что мы их вывели на конкурента. Сечёшь? При любом раскладе они должны нам платить.

– А потерпевший?

– А что потерпевший? Потерпевший – барыга, он по жизни платить должен. Если его никто защитить не сумел, то его крышей будем мы.