ЧЕРНОКНИЖНИК

Писарь снял пергамент с подставки и протянул фогту. Марк ан Керонт пробежал

глазами весь документ, остановившись только в самом конце.

— «в обычном порядке…» — прочитал он вслух. — Исправь. Напиши: «Приговор

привести в исполнение посредством сожжения означенной ворожеи Эльги из Греула…» И

не забудь указать в статье расходов два воза дров.

Писарь  кивнул,   взял свиток,  снова  установил  его на  подставке   и стал аккуратно

соскабливать лишние слова.  Большую часть денег,  взятых из казны и потраченных на

покупку   несуществующих   дров,   Марк   ан   Керонт   положит   себе   в   карман,   но   кое-что

перепадет и писарю. Ну и, конечно, брату Аврелиану, чья подпись также должна будет

красоваться в конце документа.

Между   тем   брат   Аврелиан   пребывал   в   растерянности.   Во-первых,   проклятая

девчонка   устроила   истерику   в   тюремной   часовне,   куда   ее   привели   для   последней

исповеди. Ничего слышать не хочет, про душу свою бессмертную не думает, ревет в три

ручья   и   просит,   чтобы   помиловали.   Брат   Аврелиан   ей   втолковывает:   не   от   меня   это

зависит.   Подумай   лучше,   что   Господину   Добра   на   том   свете   скажешь,   как   перед  ним

оправдаешься, что в доме ворожеи жила и искусству ее мерзостному училась? Но девка

только еще пуще слезами заливается и про то, что «не виновата» твердит, как заводная.

Повозился с ней брат Аврелиан, повозился, да и махнул рукой. Только вывели ведьму из

часовни, а тут — на тебе, другая неприятность: нигде палача нет. Послали было к нему

домой — однако его и там не оказалось. И где искать — непонятно.

Аврелиан стоял посреди тюремного двора и кусал губы. Возвращаться за советом к

фогту   он   не   хотел.   Хотя   официально   его   обязанности   состояли   только   в   том,   чтобы

провожать заблудшую душу до самого порога смерти, но на практике на плечи молодого

шээлита ложилась масса дел, никакого отношения к его духовному званию не имевших.

Впрочем,   брат   Аврелиан   на   эти   дела   не   сетовал,   ибо   хотя   и   был   еще   весьма   молод,

родился   все-таки  не   вчера   и  понимал,   что   между   идеальным   положением   вещей  и  их

действительным положением разница примерно такая же, как между первосвященником

Гиллиомом и им, братом Аврелианом.

Однако в системе церковного судопроизводства он вращался еще не очень долго и

оттого не всегда понимал, как решить то или иное практическое затруднение.

А вот сержанту Хрольву, похоже, на отсутствие палача было глубоко наплевать. С

довольным урчанием, задрав голову, бородач отливал у стены.

—   А   можбыть,   етить   его   разэтак,   в   пивную   глянуть?   —   предложил   Тонел   —

стражник с реденькими светлыми усиками.

Аврелиан с раздражением посмотрел на стражника. Тот поспешил пояснить:

— Можбыть, там он? Палач-то?.. А?

Второй стражник хмыкнул.

— Ага, в пивной… Палач. Хе-хе. В пивной. Хе-хе… Ага.

— А чего? — обижено переспросил Тонел.

— Кто ж ему нальет, палачу-то?

Тем не менее Аврелиан ухватился за эту мысль как за последний лучик надежды.

— А вдруг и в самом деле, — сказал он. — Пройдись по трактирам, Тонел. Может, и

впрямь он там…

Пройтись по трактирам? Без возражений солдат Тонел поднимается на ноги и идет к

воротам. Отчего бы и не пройтись? К тому же и душа просит…

Хрольв   закончил  свои  дела   и  очень  удивился,   не   обнаружив  второго  солдата   на

месте.

— А где?..

Ему объяснили. Теперь оставалось только ждать. Брат Аврелиан подобрал рясу и

уселся на телегу. Хрольв и Дигл затеяли игру в кости. Предложили присоединиться и

Аврелиану,   но   тот   благочестиво   отказался.   Во-первых,   играть   в   кости   он   не   умел   и

справедливо подозревал, что его быстро обведут вокруг пальца, а во-вторых, полагал, что

надо блюсти хоть какую-то субординацию.

Эльга сидела у стены. Она не смотрела ни на тех, кто сторожил ее, ни на прочих,

пересекавших   тюремный   двор   по   своим   надобностям.   Азартные   выкрики   солдат

проталкивались к ней словно сквозь вату. Слезы давно иссякли, на смену истерике пришло

тупое оцепенение. Она до сих пор не могла поверить, что все это происходит именно с

ней, а не с какой-нибудь другой девушкой.

Тонел   вернулся   через   два   часа.   Шел   он   медленно,   с   некоторым   усилием,   но,

впрочем, на ногах держался еще твердо.

— О! — радостно сказал он, заходя во двор. — Сидим.

Хрольв поднялся, с наслаждением размял руки и влепил подчиненному хорошую

затрещину. Во-первых, за то, что ушел, не спросившись у старшего. Во-вторых, за то, что

пил… опять-таки без старшего.

Тонел зашатался, замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но Хрольв пнул его

еще раз, и подвыпивший стражник, ругаясь на чем свет стоит, упал на землю.

Аврелиан   успокаивающе   похлопал   сержанта   по   плечу.   Затем,   нагнувшись,

осведомился у лежачего:

— Нашел палача?

— Так… точно, ваше… ик… преосвященство.

— Не святотатствуй, — строго сказал Аврелиан. — Где он?

Сморщившись, Тонел уселся на землю.

— В канаве… етить его разэтак.

— Значит, в пивной ему все-таки налили… — с отвращением произнес монах.