Эльга не ответила. Она села и, завернувшись в плащ, огляделась. Утренний иней
посеребрил сухую траву. В беспорядке, в котором были разбросаны камни, чувствовался
какой-то иной, парадоксальный порядок. Полуразрушенная башня, казалась, от века была
такой: незавершенное совершенство, к которому ничего нельзя ни прибавить, ни убавить.
Величественные силуэты гор казались лишь зарисовками на сером холсте небосвода. Было
тихо и очень красиво.
«Слишком красиво, — подумала Эльга. — Слишком красиво для того, чтобы быть
правдой…»
— Не видя реальность такой, какая она есть, мы путешествуем из одного сна в
другой, — нарушил молчание Уилар. — Каждый из них совершенно реален… до тех пор,
пока мы в нем находимся. Скопив достаточно тэнгама, ты сможешь по своей воле
переходить из одного сна в другой… сможешь стирать между ними границы… сможешь
приносить в Кельрион вещи, которые, как ты сейчас полагаешь, существуют только в
твоем воображении.
Он подошел к Эльге и засучил ее рукав. Рука была грязной, а на коже алели свежие
царапины, полученные, когда она, выпущенная птицей, катилась по склону горы.
— Что это было?.. — прошептала Эльга.
— Ты потерялась в сновидениях. Такое часто бывает с теми, кто только приступает
к изучению Искусства. Я послал тебе помощь, но, кажется, ты сумела справиться сама.
— Помощь?.. — переспросила Эльга. В ее сознании вспыхнула внезапная догадка.
— Так это вы послали птицу?!
Уилар едва заметно кинул.
— А мы… мы ее убили… — растеряно произнесла Эльга.
— «Мы»?
— Ну, то есть это сделал Пленник…
— Расскажи все с самого начала, — предложил Уилар.
Она заговорила. Она рассказывала о своих приключениях, пока готовился завтрак и
во время него, пока чистилась посуда и собирались вещи. Лишь когда они уже собирались
садиться на лошадей, Эльга, подошедшая к самому финалу истории, сказала:
— Странно… Они говорили совсем как люди. Пленник был человеком, но другие?..
Улитка, змея, пеликан…
— Ты не встречалась ни с улиткой, ни со змей, ни с пеликаном, — сказал Уилар. —
Ты встречалась с чем-то, что не смогла адекватно воспринять. И тогда твой разум облек
это «что-то» в образы улитки, змеи и пеликана. Они не говорили с тобой словами. Слова,
которые ты будто бы слышала от них, ты придумала сама…
— Но… вы хотите сказать, что они молчали?..
— Нет. Вы общались, но не так, как ты привыкла. Не на человеческом языке. Слово,
помимо звуков, несет в себе еще и смысл. Вы общались с помощью смыслов… и эти
смыслы ты сама облекала в привычные тебе оболочки.
— А Пленник? Он говорил, что родился в Кельрионе…
— Но это вовсе не значит, что ему был известен тот язык, на котором мы сейчас с
тобой говорим. Он мог родиться на западе, на Велиморских Островах, или далеко на
востоке. И хотя он, по его же собственным словам, был заключен в темницу несколько
столетий назад, ты ведь не заметила в его голосе ни следа акцента? Он говорил так, как
будто вырос в твоем родном Греуле?..
— Да…
— Но я думаю не о Пленнике… Не об улитке, не о черной лошади и не о змее…
— О Похитителе Имен? — предположила Эльга. — Или…
— Нет. Потуги Климединга и его шавок меня не беспокоят. Я думаю о пеликане.
Кажется, в своем путешествии ты повстречалась с очень могущественным существом.
Возможно, даже с богом. Но, как и следовало ожидать, ты бездарно прошляпила эту
встречу. Между тем, от такой встречи ты могла бы приобрести куда больше, чем от
поимки какой-нибудь заурядной Тайны.
Эльга ничего не сказала. Тронув лошадь с места, она подумала:
«Что мог дать мне пеликан, чей клюв доверху наполнен глазами?.. И чем мне бы
пришлось заплатить за его дар?..»
Глава 12
Некий египетский музыкант Дионисий,
с которым мне случилось встретиться,
сказал мне относительно магии, что она
действительна лишь по отношению к
необразованным и развращенным людям, а
на людей, занимавшихся философией, она
никакого действия произвести не в
состоянии.
Вид трехглавой горы Лайфеклик, за самую высокую вершину которой цеплялись
облака, заставил Эльгу придержать поводья. Был удивительно ясный день, безветренный и
холодный, и ледники сверкали на солнце белым огнем. Последние несколько дней они
плутали по извилистым дорогам Джеретай Грауте, слыша то оглушительный рев ветра в
ущельях, то созерцая белое бесцветье, сжимавшее их мир до полутора десятков шагов,
когда начинал идти снег. Но теперь, вблизи этой величественной горы, природа как будто
затихла, вознаграждая путешественников за все превратности пути. Подножье горы
скрывали глубокие ущелья и острые, высокие камни, из-за обилия которых Джеретай
Грауте и получили свое название — Ангельские Кости. С возвышения, где находились
Уилар и Эльга, можно было видеть каменный мост длинной более двухсот футов: он
вырастал из скалы как неотделимая часть ее и только соразмерностью своих форм и
наличием бордюров выдавал свое искусственное происхождение. Дна пропасти, через