ЧЕРНОКНИЖНИК

— Разве Уилар не научил вас защищать свои мысли? — повторил вслух Эрбаст

Ринолье.   Эльга   помотала   головой.   Ей   все   еще   было   стыдно   за   свою   первую   мысль,

подсмотренную душевидцем.

— Странно. Обычно это одно из самых первых упражнений, которому учат тех, в

ком   стремятся   развить   способность   к   эмпатическому   общению.   Впрочем,   если   вы

познакомились недавно…

Почувствовав,   что   девушка   споткнулась   на   незнакомом   слове,   Эрбаст   поспешил

разъяснить его — с помощью мысленной речи:   «Эмпатия — это…»  Далее последовал

целый   водопад   понятий   и   смысловых   оттенков,   долженствующих   объяснить   все

возможные значения данного слова.

—   Какие   упражнения   для   освоения   мысленной   речи   вы   практиковали?   —

поинтересовался   Эрбаст   после   того,   как   Эльга   более-менее   справилась   с   наплывом

информации.

Эльга опустила глаза и тихо покачала головой. Эрбаст изумленно вскинул брови.

— Никаких? Очень странно… Уилар вас совсем ничему не учил?! Но… но тогда это

просто поразительно!

— Что поразительно? — удивилась Эльга.

— Если вы обладаете столь высокой психической чувствительностью от рождения

— это, поистине, исключительный случай!

От рождения? Эльга задумалась, а затем снова сделала отрицательный жест. Пока

она жила в Греуле, ничего подобного она не умела. Была самым обычным ребенком… Как

и все дети, время от времени она испытывала разного рода странные переживания, что-то

изменялось в ее восприятии мира, но не более того. Ничем не отличалась она и от простой

бродяжки,   когда,   после   сожжения   Греула,   была   вынуждена   побираться   в   землях

Данласского архиепископства. Что-то начало меняться, когда она поселилась у матушки

Марго. Перемены были настолько медленными и незаметными, что поначалу казалось,

будто   бы   их   и   вовсе   нет.   Эльга   вспомнила,   как   матушка   Марго   пыталась   научить   ее

слушать окружающий мир. Матушка утверждала, что все, буквально все на свете имеет

свой голос — люди, животные, деревья, камни, реки и небеса… «Научись слушать людей,

— сказала она как-то. — Когда они молчат, они все равно говорят. Часто так бывает, что у

них что-то болит, а они сами об этом не знают, и сказать, бедные, ничего не могут. А тело-

то знает. Ты к телу прислушайся, узнай, где у него беда и болезнь. Это первое правило для

всякого лекаря. Вот если ты знать не будешь, где болезнь сидит, как же ты ее вынуть

сумеешь?..»   Когда   Эльга   спрашивала,   как   нужно   слушать,   матушка   Марго   не   могла

толком объяснить. «Слушай — и все». Иногда Эльге казалось, что она и вправду что-то

слышит.   Вернее,   не   слышит,   а   чувствует.   Иногда   удавалось   угадать,   зачем   очередной

посетитель пришел в дом матушки, что ему надо и что у него болит — еще раньше, чем

человек открывал рот. Случалось, что она ошибалась, но со временем ошибок было все

меньше и меньше. Во всем этом почти еще не было ничего чудесного, но с тех пор, как

она   начала   свое   путешествие   с   Уиларом,   «чудесное»   стало   происходить   постоянно.

Вернее, не происходить, а прямо-таки обрушиваться на голову, когда меньше всего этого

ожидаешь.   Эльга   вдруг   осознала,   насколько   преобразило   ее   путешествие.   Хотел   этого

Уилар или нет, но она сильно изменилась, будучи вынужденной как-то приспособиться к

пугающему и противоречивому миру, в который он ее втянул.

— Простите, — самым непринужденным тоном попросил Эрбаст Ринолье, — Вы не

могли бы думать чуть помедленнее?..

— Вы не успеваете?.. — Эльга против воли улыбнулась. Ее щеки снова вспыхнули,

но на этот раз она решила побороть смущение. Она подумала, что в просьбе Эрбаста есть

что-то неприличное, что-то, похожее на просьбу незнакомого мужчины, который, заглянув

в чужую комнату и увидев там обнаженную девушку, просит ее не визжать и вообще

одеваться   чуть   помедленнее   и   поизящнее   —   иначе   он,   видите   ли,   не   успеет   ее

рассмотреть! Потом Эльга подумала о том, что и эту мысль Эрбаст, скорее всего, тоже

прочитает, покраснела еще сильнее и решительно подумала: «Ну и пожалуйста! Хочется

ему пялиться — пусть пялится!..»

— Я успеваю уловить только самые поверхностные мысли, — ответив улыбкой на

ее улыбку, сказал Эрбаст. — Вообще, в большинстве случаев, мышление — это очень

сложный и неупорядоченный процесс. Как вы могли бы заметить, словами мы мыслим не

так уж часто. Как правило, это целые букеты образов, полуоформленные ощущения и идеи

— но не как логические цепочки — а идеи, данные сразу, целиком, идеи, имеющие даже

свой вкус и цвет. Для практикующего душевидца вроде меня одной из самых сложных

проблем в изучении мысленной речи человека является проблема отделения собственно

душевных переживаний — субъективных по самому своему существу — от объективной

реальности,   свидетелем   которой   является   человек.   Вот   характерный   пример.   Иногда

городская стража привлекает кого-нибудь из моих коллег для помощи в том или ином

деле, но в целом наше заключение не имеет неопровержимой силы — и сейчас я поясню,