Чернокнижник и феи

— Клер…

Она обиженно возмутилась:

— Ты даже не просишь меня остаться! Ты как надоедливый призрак: я навещу тебя потом… Зачем, Брок?! Думаешь, тебя тут бросят, и ты… Поедешь залечивать раны ко мне? Зачем тебе это…

Брок не совсем понял, кто тут его мог бросить, но решил промолчать — потом все объяснит про неру Моро, если Клер про неё, конечно же. Он просто пояснил:

— Я не прошу тебя остаться тут со мной по одной простой причине — тут опасно.

Клер долго смотрела на него, пытаясь что-то понять. Даже губу прикусила, совсем как Виктория. Тишина нарастала, она давила на плечи Броку и пугала будущим одиночеством — Клер уперлась, Клер не простит его. Она в своем праве, но до чего же он идиот!!!

Наконец, Клер что-то поняла или решила. Она тихо сказала:

— Прости, я не подумала. У тебя же нет эфира… Я не отдала весь потенцит королю — решила не рисковать. Потенцит найдешь зако…

— Я видел карту, Клер. Но меня не волнует потенцит, а ты — волнуешь. И ты умница, большая умница, что не отдала весь потенцит.

Она пояснила:

— Налета на город не будет. У короля не так много потенцита, чтобы разбрасываться на Аквилиту. Поверь мне — налета не будет.

Брок возразил:

— Но граница все равно крайне близка — всего лишь река. Это очень опасно. Будь моя воля, я бы и Викторию вывез в безопасное место.

— Она не поедет, да? — совершенно будничным тоном спросила Клер.

— Да. Она не поедет. И это…

— …и это тебя злит. Брок… Я простила тебе грубость в кондитерской — ты был ажитирован мной, так что, в отличие от многих, еще держался в рамках… А перед Малышом тебе не надо извиняться — все было хорошо. И ты не обещал вернуться со мной.

Брок скривился… Для Клер… Для Элизабет все могло быть иначе, вернись он с ней в Вернию. Она бы вернулась в сопровождении жениха, общество совсем иначе бы смотрело на неё — не как на экстравагантную леру, в мужском виде совершившую дикую эскападу, а как на героиню, спасавшую страну. Иногда присутствие рядом мужчины смещает акценты. То, что невозможно для одинокой леры, становится приемлемым для леры с женихом.

— Прости…

— Еще раз — ты не обещал мне как своей невесте ничего. Лера Элизабет мертва, давай больше не возвращаться к этой теме. Я поеду искать свою новую судьбу, и в ней тебе нет места. Будь счастлив, Брок. Ты это заслужил. А сейчас… Как воспитанный лер… Покинь мою комнату — я устала и хочу спать.

— Ммм…

Она встала и, хвала небесам, её рука даже не дернулась к револьверу — она еще не боялась Брока:

— Пожалуйста. Если ты лер и офицер, просто признай мое право на собственные решения, пусть и неправильные с твоей точки зрения.

Он опять не нашел нужных слов:

— Ммм…

— Брррррок…

Ему пришлось склонить голову в жесте раскаяния:

— Понял, осознал, икаюсь… И ухожу. — он открыл окно и спокойно выбрался наружу. Он хотя бы попытался.

— Каяться не обязательно, Брок. — сказала Клер напоследок, закрывая за ним окно.

Хотелось орать в небеса от собственной беспомощности, но не под окнами же Клер… С одной стороны — это выход: такая огласка приведет к необходимости спешного брака; с другой — это убьет доверие между ними. У него сутки, чтобы что-нибудь придумать.

* * *

Вик заснула моментально, стоило добраться до кровати — сказалась кровопотеря и накопившаяся усталость за последние дни. Жаль, что таинственный талисман разрушился — по нему можно найти создателя и поблагодарить его. Вик так утомилась, что не проснулась даже, когда вернулся Эван, осторожно ложась рядом с ней и прижимая её к своей груди. Даже его вздох облегчения, что она жива, что с ней все в порядке, не разбудил её. Даже осторожный поцелуй в висок — Эван хотел убедиться, что она действительно тут, она существует, она не плод его воображения и не погибла где-нибудь на проклятых, сумасшедших улочках Аквилиты.

Глава 41 Сны и их тайны

Ей снился странный, не её сон.

Так далеко от Тальмы она не бывала.

Оранжевая, мягкая, как песок, бархатистая, сыпучая земля, легко от ветерка поднимавшаяся в воздух и оседавшая на влажной от жары коже. Сизая, кажущаяся нежной высокая трава — с головой может скрыть. Она, как море, идет глубокими волнами под порывами сухого, обжигающего ветра. Пустое, белесое, жаркое небо. Ровная, как по линейке проведенная, линия горизонта, изредка ломающаяся силуэтами деревьев — тонких, как скелеты, с редкой листвой только на плоской вершине.

Карфа. Знойная. Невыносимая. Чуждая всему живому, немилосердная, странная и… Родная. Родная для Марка — это были его воспоминания или его сон.

Конические глиняные дома, словно гигантские башни муравейников. Костер в центре селенья, негасимый столетьями — еще даже Вернийской империи не было, а он уже горел.

Голый младенец на черных старческих руках плачет и выгибается, но узловатый, ревматический палец выводит на шее уже знакомый Вик примитив и поясняет кому-то:

— Запрет…

Вик не сдержала стон недовольства — то, что это печать, они уже и сами догадались, без подсказки Марка.