Чернокнижник Молчанов

Кузнечики стихли. Большой степной ворон медленно, лениво махая неуклюжими крыльями, пролетел над головами казаков, как-будто хотел рассмотреть их поближе; потом поднялся выше, крикнул там и полетел навстречу другому ворону, вдруг появившемуся неведомо откуда. Скоро их собралось пять или шесть, и они все кружились над отрядом и долго, пока не скрылось солнце, слышалось их отрывистое:,Крум… крум“.

— Чего кричит чортова птица?.. — сказал Кастырка, ни к кому не обращаясь.

— Кричит, — сказал Вус.

Шкиль поднял голову и посмотрел вверх. По своему обыкновению он ничего не сказал и только, пыхнув трубкой, выпустил целый клуб дыма, окутавший его сразу, как облаком.

Между тем уже завечерело. Начинали кричать перепела. Лошади пошли бодрей и фыркали.

Казаки поправились в седлах и зорче стали вглядываться перед собою.

Скоро вдали показалась усадьба Свентицкого.

Видно Было, как где-то вверху, — должно-Быть, в замке, — на башне светилось окно.

Отряд остановился.

— Не спит, чёртов сын, — прошептал Вус — колдует.

— А не хай! — крикнул Кастырка и выехал вперед.

— Хлопцы, помните вашу клятву… За тех, что в овраге. За мать Украйну!..

— Погодите, пан сотник, — буркнул Шкиль. — Зачем кричать?.. Погодите, я кой-что знаю.

Он порылся у себя за пазухой, достал оттуда холщовый мешочек и медленно стал его развязывать.

— Что это такое? — спросил Кастырка.

Шкиль глянул на него искоса одним глазом и опять буркнул:

— Это мне дал один пустынник; это земля с могилы одной ведьмы.

И он вытряхнул из мешочка на ладонь немного какого-то бурого порошку или песку и бросил его через себя, через плечо.

— Это меня научил тот самый пустынник, — пояснил он, — и теперь пусть там хоть целый полк колдунов, они нам ничего не сделают. Это — заговор от чертей и от всего такого.

— Уж я знаю, — заметил Вус, — ты мастер, Шкиль.

А Шкиль уж спрятал мешочек и раскуривал люльку.

Он ничего не ответил Вусу.

Казаки поглядывали на Шкиля и одобрительно переговаривались между собою:

— Знает…

А сам все молчит.

— С ним не пропадешь…

Когда отряд совсем близко подошел к замку, со стены раздался грозный окрик:

— Эй, кто там? Чего вы тут шатаетесь, полуношники?!

Вус толкнул Шкиля в бок локтем.

— Ну, Шкиль, скажи им, что надо.

Шкиль вынул изо рта трубку, выколотил ее о каблук и спрятал в карман. Затем почесал в затылке: Все это сделал он не спеша.

— А вот же и дурак ты, сторож— начал он, дурак и есть, потому что когда бы ты был умный человек, то не стал бы лаяться на своих. Здравствуй, Зигмусь!

И он приподнял шапку и помахал ею в воздухе, что, разумеется, было совершенно излишне, так как впотьмах Зигмусь его совсем не видел. Но Шкиль придумал это приветствие дорогой, когда был день, и теперь уж не мог отступить от заранее составленной программы.

— Здравствуй, здравствуй… Хе-хе!..

Над стеной между зубцами поднялась темная фигура.

Шкиль хлестнул коня и выдвинулся немного вперед.

— Та, — сказала фигура, — да это никак Шкиль. Здравствуй и ты казак.

— Что пан дома?

— Дома.

— Ну отворяй ворота, мы с добычей.

— Погоди, я схожу до пана.

Темная фигура скрылась со стены, потом через несколько минут снова появилась на прежнем месте.

— Сейчас.

— Ничего, мы подождем.

Где-то во дворе хлопнула дверь; взвизгнула собака, послышалось ругательство. По стенам замка замелькали световые пятна — от фонаря или факела.

— Держитесь крепко, хлопцы— шепнул Кастырка.

— Держитесь, — повторил за ним Шкиль, не сводя глаз с ворот и осторожно вынимая пистолеты.

Ворота вздрогнули и, скрипя, медленно отворились.

Несколько человек, почти безоружных, стояли за ними. Один светил факелом.

Зигмусь крикнул со стены:

— Въезжайте, только не все. Пусть въедут шесть или столько, чтобы внести, что привезли.

Хитер, собака, — пробормотал Вус. — Ну-те, хлопцы, ступайте кто-нибудь, а мы за вами.

Семеро казаков отделились и въехали на мост. По деревянной настилке моста застучали копыта.

— Пошел! — крикнул Кастырка сзади.

При месяце сверкнули клинки сабель. Раздались крики, брань. Зигмусь выпалил со стены из мушкета; выстрел далеко эхом прокатился по степи.

Казаки ворвались во двор.

Мост и площадка перед ним сразу опустели. У ворот только валялся смоляной факел, и его трепетное пламя обливало край стены красноватым светом. В открытые настежь ворота смутно виднелись группы лошадей, спины и шапки всадников. Изредка, словно полоса света выскакивала снизу, блестя поднимались сабли.

— Огня!

Казаки засуетились. Один повернул коня и нагнулся за факелом. Факел осветил усатое лицо с сурово сдвинутыми бровями, потом постепенно — всю толпу, волновавшуюся на дворе. Несколько человек уже лежали под копытами лошадей. Одна лошадь была без всадника; она вся дрожала, широко открыв глаза, и, словно загипнотизированная, старалась протискаться вперед вместе с другими лошадьми.

Через минуту все надворные постройки были в огне.

Застигнутая врасплох челядь гибла под пулями и саблями, не успев даже хорошенько рассмотреть своих врагов.

Только два «офицера» отчаянно защищались, став спиной друг к другу… Но и их час пробил. Они упали почти одновременно.