И по сей день он служит верой и правдой, имея возможность вселиться в любую вещь, являющуюся собственностью семьи Хвостовых. Как, например, сейчас разбудил Гришу, вселившись в его наушники. Да и всей техникой управлял всегда Леонид Афанасьевич. Как у него получалось вести «Ласточку», следить за Гришей, помогать в Африке его деду, да еще и обслуживать поместье одновременно — знал только сам дворецкий.
— Ну вот и кончилась лафа, — недовольно пробубнил под нос Гриша, вставая с кресла и сматывая наушники в свою сумку, под пристальным взглядом полупрозрачного светло-голубого Леонида Афанасьевича.
Дворецкий, как и всегда, был одет в снежно-белую сорочку, поверх которой находилась красная жилетка, из нагрудного кармана которой торчала золотая цепочка очень старых механический часов. Идеально выглаженные призрачные брюки, хоть и были чернее ночи, прямо таки сверкали чистотой.
Леонид Афанасьевич стоял, заложив руки за спину и отрешенно наблюдал за парнем сквозь линзу монокля. Все это резко контрастировало с суперсовременным навороченным самолетом, да и с Гришиным молодежным прикидом тем более.
Юный чернокнижник повесил на плечо сумку, и пошел к выходу из салона. Перед тем, как окунуться в черный проем, ведущий к выходу из самолета, Гриша взглянул в иллюминатор.
Там было Черное море. Оно играло бликами солнца, так и маня послать всех к черту и сигануть прямо к нему. Но морю не повезло. Если бы Гриша попытался провести подобный трюк, сломал бы себе что-нибудь, попытавшись выброситься из самолета сквозь иллюминатор, сделанный из сверхпрочного стекла. Поэтому парень лишь горестно вздохнул, испуская вместо воздуха из ноздрей слабые струйки пламени, которые магу никак не повредили.
«Опять эмоции» — то ли спросил у себя, то ли констатировал чернокнижник, отправляясь в темную пасть прохода.
Выход из самолета распологался в помещении, находившемся между пассажирским салоном и кабиной пилота. Здесь был приятный полумрак, нарушаемый только яркой надписью над дверью, ведущей к летчикам, то есть, к еще двоим воплощениям дворецкого. Также здесь было сиденье с ремнями безопасности, которое в момент соприкосновения с землей, будь то приземление или падение, покрывало сидящего на нем целой горой разных защитных заклинаний. А учитывая, что начертал их сам Хвостов Андрей, то на таком вот сиденье и от ядерного взрыва не почешешься.
— Леонид Афанасьевич, сколько там еще осталось? — Гриша удобно расположился на вышеупомянутом предмете интерьера и поднял глаза в потолок.
— Три минуты и семнадцать секунд, Григорий Сергеевич, — ответил дворецкий чуть наклонив голову.
Гриша шумно выдохнул и выругался. Минуты тянулись слишком долго, его все начинало раздражать. Хотелось, чтобы он уже побыстрее приехал в эту долбанную школу и устроился там, чтобы с чистой совестью позвонить деду.
Дед… он был не только кумиром почти всей Европы, но и его любимого внука. Сильный, способный, умный, расчетливый. Он заменил ему родителей, когда…
Нет, сегодня Грише определенно суждено было окунуться в черное море, только не то, что находилось в данный момент под брюхом «Ласточки», а в чернейшее море черной меланхолии. Проще говоря, депрессию.
«Да что ж такое-то? Что за день сегодня такой? Так, все, соберись, тряпка, все будет нормально. Нормально все будет!» — думал Гриша ровно до того момента, пока Леонид Афанасьевич не сказал:
— Снижаемся, Григорий Сергеевич, пристегнитесь, пожалуйста.
Гриша не спеша пристегнулся, взлохматил непослушные волосы, больше напоминавшие гнездо чайки, чем прическу и выбросил все мысли из головы. Спустя секунды три самолет начал заходить на посадку, о чем ненавязчиво намекнула гравитация, вдавившая парня в стену самолета. Длилось все это до тех пор, пока самолет от соприкосновения с землей не тряхнуло. Парня окружил радужный ореол защитных заклинаний, которые, как самолет начал снижать скорость, снова дезактивировались. Гриша немного помассировал заложившие уши и, когда самолет окончательно остановился, расстегнул ремень и подошел к двери.
С тихим шипением, напоминавшем открытие банки газировки, дверь распахнулась, впуская в помещение разрезающий полумрак луч Черноморского солнца. Гриша вышел на подогнанный к самолету трап, прикрывая глаза рукой от полуденного солнца, и начал спуск.
Открывшаяся панорама заставила видавшего виды Гришу раскрыть рот от удивления: на горизонте, сверкая белыми снежными шапками высились горы, в том числе и гора Казбек, над которой мелькали огромные силуэты, видимо, горные птицы Рух.
Когда кеды юного чернокнижника коснулись сочинской земли, а глаза уже привыкли к столь яркому свету, Гриша отчетливо различал технику, на которой должен был добраться до морского вокзала в Сочи из аэропорта Адлер. Белый лимузин, рядом с которым стоял Леонид Афанасьевич (еще один), отражал солнечных лучи прямо в глаза парня.
Еще два Леонида Афанасьевича погрузили багаж в машину, а третий, тот, который был водителем, приоткрыл дверцу. Когда все было погружено, в том числе и сам Гриша, мотор тихо заурчал, а потом автомобиль тронулся в дорогу.