Чернокнижники

– У меня знаний поболе. Уж как я старался, каждый взгляд дядечки ловил и выучился кое-чему. Мы пришли в город, поселились в каком-то доме, я и печку топил, и пол мел, и похлебку варил, а дядечка только перышком скреб. Ту кожу змеиную он вымочил, высушил и ею обтянул книгу. Однажды дядечка не заметил меня, лежавшего в ворохе тряпья на полатях, и раскрыл ее. Дух мой захватило! Золотой свет лился со страниц, я вскрикнул от восторга, дядечка захлопнул книгу, и с того мгновения мое сердце было отдано ей. Ничего не мог с собой поделать, так и крутился возле старика, ночью не спал, мечтал опять увидеть чудесный свет. Однажды под утро я задремал, а когда проснулся, увидел, что старик сбежал. Книгу он унес с собой. Мир велик и казалось, она навсегда для меня потеряна. Но скоро я почувствовал, что не только я ищу ее, но и она тянется ко мне. Я и к Рогволду пришел только из-за нее.

Лютый усмехнулся. Морока поставила на стол горшок с похлебкой, старик взял новую ложку, купленную для него, и принялся неопрятно есть, прядь седых волос опустилась в похлебку.

– Кабы от тебя книга не сбежала, – сказал Нежлан.

Лютый качнул головой. – Я ее так запрятал, что не вырвется.

В Дивнограде было неспокойно, разговоры об огненном шаре, летающем ночью по городу, смущали людей. Говорили, что это знак к войне, неурожаю и страшному голоду, от которого ни единая душа не спасется, к болезням и мору.

– И куда его нелегкая носит, – всякий раз, когда Лютого не оказывалось в избе заводила нескончаемую песню Морока. – Я думаю, он с неба звезды таскает, из них золотые монеты и отливает. То-то в последнее время звезд на небе мало. Ох, а ну как их совсем не останется, и месяц тоже пропадет. Дождемся конца света, дождемся.

Морока плакала и причитала, будто ей уже пришла пора помирать

– Звезды, – ухмыльнулся Нежлан, услышав глупые рассуждения жены. – Нашел себе Лютый звездочку, такую ясненькую, такую красивенькую, глаз не оторвать. К Красе Ненаглядной ночами летает.

– А! – Морока выпучила глаза. – А! Краса Ненаглядная, добродетельная женушка. От солнца светлого и то лик свой распрекрасный прячет. Ни один мужчина, кроме самого боярина Тишины на женскую половину не ступает. Белы пальчики веретеном не колет, ниткой не трет, ни ткать, ни прясть не мастерица. Ей лишь бы с утра до вечера белиться и румяниться, красой своей любоваться.

– Язык прищеми, чтоб нигде ни звука. Поняла?

– Как же не понять, Нежланушка, поняла, все поняла. Ох, денежку Лютого пойду потрачу.

Морока обмотала ноги онучами, повязала лапти, накинула зипун и юркнула за дверь.

Над Дивноградом занималось утро. Морока вдохнула свежий морозный воздух. Она направлялась в лавку и никак не могла сообразить, почему ноги привели к боярскому терему. Кружевной терем, покрытый инеем, был красив. Зажигались и гасли снежные звезды на затейливых завитушках, украшавших чело.

– Какая жизнь хорошая у неверных жен, – завистливо бубнила женщина себе под нос. – А тут слова поперек не скажешь.

На крыльцо вышла служанка и, позевывая, принялась обметать метлой снег.

– Чего рот раскрыла, – крикнула она Мороке.

– Да вот стою, любуюсь на хоромы ваши, – медовым голоском пропела женщина, мелкие глазки простодушно распахнулись. – Спит, небось, почивает на перинке Краса Ненаглядная.

– Тебе что за дело? – служанка еще раз сладко зевнула. – Шла б отсюда, пока метлой не получила.

– А ты меня не гони, не гони, милая, разве я с плохими мыслями пришла. Жалко мне вас, вдруг полыхнет ночью терем, ох, сгорит свечечкой, ох, ох. Ничего не останется, ни петушка на крыше, ни ставенок, ни крылечка.

– Язык твой поганый, – заругалась служанка, – что б ему, как у гадюки раздвоиться, чтоб тебе своими словами подавиться, чтоб твоя изба первая сгорела.

– А моя сгорит, большой беды не будет – хихикнула Морока, – плетень глиной обмазанный – вот моя изба. Летом новую поставим.

–Иди, заботница, мы за своим добром смотрим, ни одна искорка не упадет. Слуга всю ночь караулит, ведра с водой наготове держит.

– А как же змей огненный? От него искры так и сыплются. Каждую ночь к хозяйке твоей Красе Ненаглядной летает. Глупые люди думают, что это шар. А нет! Змей! Глянешь, вроде почтенный человек: в летах, при шубе, в сапогах, деньги дает. А приглядишься – морда – фу, лапы – во, с когтями…

Морока приплясывала от возбуждения.

Вдруг кто-то крепко и жестко ухватил ее за руку, чуть выше локтя. Женщина испуганно взвизгнула, икнула.

– Вот ты где, – прошипел над ухом голос мужа, – сейчас прямо ухвачу тебя за космы да оттаскаю на потеху всему Дивнограду. Узнает Лютый, что ты тут болтала, что тогда?

Служанка перестала мести крыльцо и с любопытством наблюдала за ссорой мужа и жены.

– Ты жену мою не слушай, не в себе она, порченная, все ей мерещится, кричит дурным голосом.

– Ага, кивнула служанка, – оно сразу видно, не в уме, не в уме.

Но хитро заблестевшие глазки насторожили Нежлана.

– Скажешь кому, горло перегрызу, – попробовал он припугнуть женщину.