Чернокнижники

– Додумалась я, муженек, да тебе сказать боялась. Мне теперь покой нужен, еды бы какой…

Но Нежлан не отвечал на просьбы жены. Он сидел на лавке, уткнув нос в книгу, медленно перелистывал желтые страницы.

– Фу, – плевалась Морока, – опять с эдакой пакостью обнимаешься, мне до нее и дотронуться гадко. Кожа-то ядовитая, гадючья. И ведь грамоте ты не обучен, ничего не поймешь. Зачем в нее заглядываешь?

Нежлан поднял мутные глаза.

– С этой книгой грамота без надобности. Она сама подскажет, как быть. Не я читаю книгу, а она меня, прямо чувствую, будто в самом сердце копается, потаенные мысли перебирает, подсказывает, какую страницу открыть, да как написанное распознать. Для меня каждое слово понятно.

Однажды Нежлан сунул книгу за пазуху, надел тулуп и ушел. Весь день ждала его Морока.

Она отыскала засохший кусок хлеба и грызла его.

Утром взяла решето и отправилась стучать в дома добрых жителей Дивнограда. Многие жалели несчастную, она была безответна, тиха и жалка. Морока принесла в свою избенку целое решето обглоданных кусков, кувшин молока и даже вязанку дров. Затопила печь, накрошила в молоко хлеба, наелась, разомлела и сладко, как в детстве, заснула. Самой себе боялась признаться, как хорошо жить одной. К концу третьего дня Морока, укладываясь спать, решила, что Нежлан больше не появится и, хрюкнув от удовольствия, протянула:

– До чего же хорошо без Нежлана, сытно и спокойно.

– Верны твои слова, – послышался глухой голос.

Волосы под платком Мороки зашевелились.

– Хто? Хто говорит? Лютый, ты что ли вернулся? Пожалей меня, несчастную, ведь я не со зла.

– А ты меня жалела? – продолжал голос.

– Да я ж не хотела. Это все муж мой, его и наказывай.

– А я думал, ты и впрямь смелая. – Дверь начала медленно приоткрываться, Морока застыв от ужаса следила за ней, и в избу вошел…Нежлан. Он сел на лавку, скинул зипун, шапку, припорошенную снегом.

–Принес я деревце, совсем молоденькое, тоненькое. Плакало, когда я его ножом острым срезал. Ты, говорит, меня один раз уже загубил, опять покоя не даешь.

–Иной раз посмотрю на тебя, Нежлан, даром, что ты мой муж, и со страху замираю. Зачем ты увел меня от моих родителей? Были они мне слабой, но опорой, хоть головой приклониться к ним я могла, словом перемолвиться. Я ж совсем молоденькая была, а ты старше моего отца. Опутал словами, а я поверила. Нет в тебе жалости.

– Погоди, и в тебе жалости не будет. Да и зачем она. Брюхо им не набьешь, на плечи вместо шубы не накинешь. Из деревца сделаю дудочку, песни наигрывать.

– Плачет что ли деревце твое, стонет как человек.

Нежлан, орудовавший ножом, усмехнулся:

– Стружку собери, в печь брось. – Я думал, ты здесь с голоду помираешь, а ты, гля-ко, сколько кусков набрала. Небось, каждому в ухо пела, что, мол, бросил Нежлан меня горемычную. С радости, что от меня избавились, расщедрились люди. Ты мне своих благодетелей по именам назови, я потом с каждым расквитаюсь.

Нежлан недобро посматривал на жену. Скоро дудочка была готова. Нежлан поднес ее к губам, дунул, раздался такой тоскливый страдальческий и пронзительный крик, что Морока прижав руки к ушам, упала без чувств на пол.

– Что это? Что со мной было? – пробормотала она, придя в себя. – Будто смерть за спиной стояла, сердце едва не разорвалось.

Нежлан хмыкнул.

– От крика этого все цепенеют, памяти лишаются. С утра ступай в лавку. Дунешь в дудку, купец свалится, а ты не зевай, хватай все да в мешок кидай.

– А ну как я сама свалюсь.

– Тому, кто дудит, ничего не бывает.

Хоть и робела Морока, но наутро голод выгнал ее из избушки. Вернулась веселая, довольная, сбросила на пол увесистый мешок.

– Вот, Нежланушка, сделала, как ты велел. Всего нагребла. Торопилась, боялась, купец очнется. Глянул бы ты на него. Ха-ха-ха. Глаза выпучил, рот разинул, я его за нос потянула, он и не почувствовал. Мы теперь каждый день, как князья кушать станем, пряники вином запивать. А дудочка только поначалу страшно кричит, в этот раз я ее почти и не слышала.

– Зло прилипчивое. Молодец ты у меня, Морока, хорошая жена.

Весь вечер довольная Морока шила себе новую юбку. Нежлан опять уткнулся в книгу. Огонь не зажигали, свет со страниц освещал избушку ярче лучины.

С тех пор, как только купцы отпирали лавки, Морока отправлялась на промысел. Еды стало вволю.

– Эй, Морока некрещеная, – сказал как-то купец Дорофей, – разъясни мне, отчего как зайдешь ты ко мне в лавку, немочь меня охватывает, отдышаться не могу, и что-нибудь да пропадет. Вот вчера куска полотна не досчитался, и материя узорная золотом расшитая, из дальних заморских стран привезенная прямо на глазах исчезла. Ну, ведь не сметана это, кошка не слизала.

– А я что, – забубнила Морока и на всякий случай залилась слезами, – я чего, мимо иду, на лавку, чтоб ей прямо сегодня со всеми заморскими тканями сгореть, даже не гляжу.

– Ты зачем такие вещи говоришь, Перун тебя убей, топай мимо, чтоб даже близко духу твоего поганого не было.

Морока фыркнула, и, поудобней перехватив мешок, затрусила к своей избе. В мешке уже лежали коврига хлеба, бутыль вина, свиной окорок и сушеная рыба.