Черноногие

– Ну, начнем же нашу книгу, – продолжал Ник с невозмутимым спокойствием, – видишь ли, когда я перебираю в памяти все происшествия прошлого и припоминаю, как я всю жизнь то взбирался на вершины, то катился вниз, мне сдается, что весь мир представляет собой только небольшое затруднение с начала до конца. Мать моя находилась в самом жестоком затруднении в тот день, когда я родился на свет. Правда, я сам этого не могу припомнить, но слыхал от добрых людей, что не успел я взглянуть на божий свет, как разом попал в самое жестокое затруднение: мать моя умерла, и меня отдали на руки чужой кормилице. Тогда голова моя была не больше куриного яйца. Едва минуло мне три дня, я уже свалился с кровати. Чайник с кипятком упал прямо на лицо и обварил меня. Зубы шли у меня труднее, чем у других детей, по случаю крепости моих десен. Когда пришло время заговорить, мой язык с трудом ворочался, но от этой беды меня избавил доктор, подрезав жилку. Некоторые говорили, что он чересчур далеко резанул. Но, во всяком случае, моя разговорная мельница до сих пор исправно мелет и будет молоть, пока не умрут другие органы. Ей-же-ей!

Напасть зажмурилась и величественным лаем одобрила речи хозяина.

– Ведь сколько ни было повальных болезней, все я перенес. Была у меня и корь, и оспа, краснуха и жаба, и даже усовершенствованный коклюш без гарантии на излечение. От оспы я стал похож на китайское чучело, а коклюш заставлял меня кашлять так, что за три мили было слышно. Раз целая деревня вооружилась, собираясь выгонять стадо диких кошек, а это мой коклюш давал о себе знать. Ну а оспа столько наделала мне хлопот, что и говорить нечего. Двое суток на мне лица не было. Урод уродом тогда я казался и чуть не ослеп. Вскоре после того, как она рассталась со мной, я чуть было не утонул. Немного же мне досталось наслаждений. Ей-богу! Право слово так!

Напасть подтвердила его заявление продолжительным рычанием.

– Но к чему распространяться насчет затруднительных обстоятельств? – продолжал Ник с восторженным увлечением. – Всех не перечтешь! Лихорадки, колики, холера и мозоли. А раз на верхней губе вскочил у меня чирей с грушу величиной. Ну уж и помучился я! Думал, совсем с ума сойду, как до мозга дойдет. Как нарочно, откуда ни возьмись заушница привязалась. Затем лошадь поддала мне тумака копытом. А тут юбка совсем свалила меня с ног, и я упал влюбленным – и еще как, о боже!

Напасть начала было рычать, но ее попытка замерла в глубоком вздохе.

– Пара черных глаз совсем обезоружила меня. День и ночь все мерещились мне эти глаза, а по временам к ним присоединялись крошечный ротик и сладкий голосок. А в голове так и жужжит одно словечко: Нели! Нели! Три месяца морочило меня и кончилось ничем. Особенного ничего не вышло, только Нели сказала мне, чтоб я не попадался на ее дороге, потому что она ненавидит меня. Но это она так сказала, совсем не со зла. С тех пор у меня немало было затруднений, и, наконец, я бросил все и ушел в страну охотников и звероловов. Тут уж затруднения посыпались на меня градом. Схватки, битвы, удары ножом и палицей, раны от огня и меча. То волки нападут, то медведи поприжмут, то дикие кошки погонятся, то бизоны потопчут, то гремучие змеи со своим жалом лезут, то пчелы закусают. Ей-богу, верно так!

На этом пункте Напасть возвысила свой голос до самого восторженного завывания, после чего вскочила и громко залаяла, но без ярости и угрозы.

– Кто-то идет! – воскликнул Ник. – Поостерегись, верный друг, и побереги меня, насколько можешь, чтобы не впасть мне в новую напасть.

Послышались близкие шаги, и вскоре перед глазами обрадованного Ника возник богатырский стан Авраама Гэмета.

– Неужели это воистину ты, друг мой Ник? Вот настоящий для меня сюрприз! Очень уж я страшился, чтобы эти кровожадные люди не обременили своей совести новым преступлением.

– Не от недостатка доброй воли ими это сделано. Они старались убить меня, да никак не могли. Впрочем, их неудача, вероятно, произошла от того, что я уже много лет приучаюсь выпутываться из всякого рода затруднительных обстоятельств. Эти гнусные мошенники думали, что покончили со мной, да и сбросили в озеро. Но не тут-то было! Жизненная сила не совсем покинула меня, вода оживила, а собака вытащила. Теперь я обсыхаю на солнышке, словно ящерица на камешке. Конечно, черепаха, опрокинутая на спину, не так жалости достойна, как я. Но это время для меня не потеряно; я сочинил новую книгу печальных воспоминаний, желая доказать, что вся жизнь человеческая есть сплетение всевозможных затруднительных обстоятельств.

– Друг Ник, меня поражает твое невежество и искажение истины. Но не лучше ли тебе встать на ноги, чем лежать на спине?

– О, не говорите так легкомысленно о моих недугах! Я и сам бы давно встал, когда бы силы хватало. Уж я не раз пробовал, боль во всем теле мешает.

– А попробуй-ка еще, авось силы найдутся.

Ник сделал страшное усилие и хотя с трудом, но поднялся и сел.

– Вот и сам видишь, что тебе не так худо, как ты воображал.