Черноногие

При таком заявлении в сердце бедной Флорелы возродилась надежда, и она не обманула ее: при первых лучах рассвета они приблизились к воротам ближайшего форта Шарлот, где и были приняты дружелюбно. Но на другой день после прибытия Напасть исчезла в неизвестном направлении.

Глава XXXII Охотник и квакер

– Друг Ник, у тебя хорошее зрение; взгляни-ка на тот пригорок и скажи мне, не видно ли там дыма? – спросил Гэмет.

– Вижу что-то похожее на дым, но, может быть, это поднимаются испарения с озера.

– Нет, это не испарения озера, а дым горящего леса. Посиди здесь, зверолов, пока я схожу и разрешу наши сомнения. Я любопытен, как женщина; надо удовлетворить любопытство во что бы то ни стало. Истинно так!

– А меня покинете? – заныл Ник жалобно. – У меня не хватит сил для борьбы, если я опять попаду в затруднительные обстоятельства в ваше отсутствие. Будь хотя бы у меня глоток вина, кажется, и сил бы прибавилось.

– Истину говорю тебе, друг Ник, я совсем забыл, что припрятал под кафтан флягу твоего смертельного врага. Охотно передам тебе ее, если дашь мне слово оставаться в границах умеренности, потому что пьянство, на мой взгляд, есть гнуснейшее злоупотребление небесными дарами. Но мир погибает в грехах. Ох! Ох! Ох! О-о!

– Хорошо, передайте мне флягу. Но меня бесит, что, кроме этого, я больше ничем не могу помочь себе. О-ох! Ох-о-о!

Ник Уинфлз завершил вздох порядочным глотком из фляги, насмешливо посматривая на Гэмета.

– И по твоей наружности видно, что ты нечестивец и язычник и что, всего вероятнее, совершил много зла в этом мире, – отвечал Гэмет с невозмутимым благодушием. – Ты головня, не вынутая еще из геенны огненной. Не прав ли я?

Авраам не спускал глаз с облаков дыма, показавшихся вдали, не обращая внимания на болтовню Ника, который завел нескончаемую историю о своей благочестивой тетушке и при этом до того разгорячился, что даже забыл про свои страдания и по-прежнему шутил и улыбался.

– Не хочешь ли поесть, друг Ник? – спросил квакер.

– Ах! Я так проголодался, что кусочек сырого мяса показался бы мне лакомством. Ведь я могу съесть все, что может переварить желудок, а вот мой старший брат, так он мог глотать и вещи даже неудобоваримые. Будучи ребенком, он глотал перочинные ножички ради потехи, а как возмужал, то сделал из этой способности прибыльное ремесло.

– Счастлив ты, что не дойдешь до этого затруднения! Вот тебе кусок хлеба и мяса, которые я прихватил со стола Марка Морау. Возьми и вкушай с миром.

– Благодарю и прошу позволения поделиться с добрым товарищем. Но, как уже сказано, мой брат стал глотать ножички ради заработка. И что же? Поверите ли, в один день, неумеренно наглотавшись, он так и умер.

– И что же после этого вышло?

– Начальство назначило продажу его имущества с аукциона в пользу вдовы, потому что в желудке его нашли более полуведра ножей и ножичков, которые пошли по высокой цене по случаю необыкновенного казуса. Я и сам присутствовал на аукционе, и посмотрите, какой нож был куплен мной за доллар, и только в знак уважения, так как я имел честь быть братом такого замечательного покойника! Ей-же-ей! Право слово так, и я покорный ваш слуга…

При этих словах он вытащил из кармана преогромный нож с роговой рукояткой.

– Ник, ты имеешь достойную осуждения привычку приврать, что вводит в соблазн мою правдивость, – заметил квакер, – при более удобном случае я постарался бы красноречивым словом избавить тебя от гнусного порока, но боюсь метать бисер перед четвероногим, об имени которого умолчу.

– Говорите, все говорите и ничего не бойтесь. Я все знаю и все прочел. Даже такие книги прочитал, которые так и не разрешили заданного вопроса. Ей-ей! Покорный ваш слуга!

– Ты философ, и я не стану критиковать твои принципы. Но верно, это настоящий дым на том холме. Друг Ник, подожди меня и ничего не бойся. Собака предупредит тебя в случае приближения неприятеля, чего, впрочем, нельзя ожидать.

Холм на берегу озера, куда направился Гэмет, находился на значительном от них расстоянии. Скалистая и почти безлесная возвышенность, освещенная бледным светом луны, имела печальный вид. Квакер, подчиняясь необъяснимому инстинктивному влечению, пробирался скорыми, неслышными шагами. Следя за ним, опытный охотник понимал, что, несмотря на религиозное благодушие, все северо-западные дороги и навыки звероловов были хорошо знакомы квакеру, что при первом боевом звуке с его лица исчезало величавое и меланхоличное выражение, глаза его сверкали наблюдательностью и его богатырский стан выпрямлялся, как бы сбрасывая с себя тяжелое бремя. С полным сознанием своей силы он гордо поднимал голову и крепко держал карабин наготове; его громадный топор привычно висел за поясом.