Читаем Чернорабочий полностью

Проделав всю процедуру с сообщением и довольно улыбнувшись, я перекатился на бок, и, не посмотрев на пол, спустил ноги с кровати. И ведь если бы просто спустил! Сбросил, как резвящийся молодой жеребенок. Мозгов у меня, очевидно, не больше, чем у вышеупомянутого животного, поскольку на полу, занимая все небольшое пространство между стеной и кроватью, лежала дверца, черт бы его побрал, шкафа, коварно растопырив крепления, которые «с мясом» выдернулись из этого дряхлого предмета мебели. «Мясо» представляло собой куски спрессованной в доски древесины (что это, ДСП? ДВП? не имею ни малейшего представления), а из этих кусков весело торчали мои будущие занозы. Несложно догадаться, что именно на крепления с точностью бывалого крановщика, сбрасывающего груз в заданную точку, опустились мои многострадальные ноги. С прискорбием отмечу, что после нескольких секунд, потраченных на осознание масштабов полученных мной ранений, воздух завибрировал от потока не слишком цензурных выражений: в короткой, но бурной и выразительной речи были упомянуты хозяин квартиры, израильские производители мебели (судя по состоянию шкафа, его производители давно отошли в мир иной, так что пришлось обобщить) и бедолага, последним использовавший этого мастодонта по прямому назначению. Изрядно укоротили мою речь и избавили мои подошвы от большого количества заноз носки, которые я снять не успел. Убедившись, что ничего серьезного моему здоровью не угрожает, я переполз на другой край кровати, встав с которого можно было оказаться прямо в душе, конечно, если дверь в оный была предварительно открыта. Ополоснув боевые раны, я с горечью почувствовал, что эйфория, охватившая меня после подписания договора, улетучилась с быстротой, достойной болида, управляемого твердой рукой Михаэля Шумахера – когда он еще был способен управлять болидами. С той же скоростью пришло понимание, что было бы неплохо обработать ступни чем-нибудь дезинфицирующим и оттого болезненным, но кто в двадцать лет думает о том, что в его багаже обязательно должна быть аптечка? Нет, безусловно, такие есть, но я к их числу не принадлежу. Плюхнувшись на кровать и перекатившись в сторону входной двери (начинаю привыкать к такому способу передвижения по квартире!), я дотянулся до одной из сумок и, порывшись в ней, выудил свой одеколон. Кажется, это рекорд: всего полчаса назад, переступив порог своего дома, у меня и мысли не возникало, что через тридцать минут будут болеть мои колено, голова и обе ступни, я сломаю свой единственный шкаф и научусь постыдно перекатываться, вместо того чтобы, с присущим человеку достоинством, ходить.

Побрызгав пряным ароматом на свои царапины и добавив несколько сочных эпитетов к портрету предыдущего обитателя моей квартиры, я обулся и, мстительным пинком затолкав дверцу шкафа под кровать, вышел в общий с еще тремя комнатами-квартирами коридор. Никакого желания знакомиться с соседями у меня не было, хоть я и понимал, что знакомство состоится в любом случае, но, во всяком случае, приближать этот момент не было никакого желания. Повернул два раза ключ в замке, подергал за ручку двери, проверяя, закрыта ли она, направился к выходу. Коридор был ярко освещен, в нише справа стояла общая стиральная машинка, не первой молодости, но, по уверениям маклера, рабочая. И снова лампы дневного света и побеленные стены – фантазии у них тут нет, что ли? С первой же зарплаты куплю себе тканей, постеров и прочей дребедени и развешу все это в своей квартире, только чтобы не видеть отражения мертвого света от казенной побелки.

Что-то часто я стал раздражаться в последнее время, правда, ушибы вкупе с похмельем вполне оправдывали нервозность. Еще и Марк не звонит. И тут я ощутил еще один катализатор моего раздражения: еле слышное монотонное попискивание, которое доносилось до меня уже с полминуты. Машинальный хлопок рукой по карману, и вот Данила Пучков срывается по направлению к своей двери, тыкает, торопясь и, как всегда в такие моменты, не попадая ключом в скважину, наконец, вваливается в квартиру… только для того, чтобы обнаружить забытый телефон безмолвно лежащим на кровати. На экранчике с зеленоватой подсветкой светилось сообщение об одном пропущенном звонке. «Марк работа». Кто бы сомневался! В подобных случаях я придумывал для себя самые убойные прозвища, типа «кретиноидально-амнезиетический олигофрен», но сейчас не было настроения. По-быстрому обозвав себя идиотом, я принялся звонить Марку. На этот раз тягучая мелодия оборвалась быстро.

– Алло! – судя по голосу, со мной говорил бесконечно уставший от всего мирского отшельник, которого потревожили во время созерцания кораллового рифа на берегу острова Родригес.

– Алло, здравствуйте, я вам оставлял сообщение, чтобы вы перезвонили, но не услышал звонка, меня зовут Даниил, и мне сказали, что с вами можно поговорить насчет работы, спасибо! – выпалил я на одном дыхании. Потом кашлянул и добавил: – Мне ваш телефон дали У… то есть Юра, Кирилл и Вова.

Отшельник недоуменно помолчал несколько секунд.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза