Черновик человека

Знаете, говорю им, в Москве один вундеркинд с крыши прыгнул. А пока летел, кричал, что умирать не хочет. Наверное, открыл свою подлинную сущность в полете. Только было уже поздно.

Не смейтесь, Света, если вовремя провести терапевтическое вмешательство, можно добиться удивительных результатов. Вы не представляете себе, какой перед человеком откроется удивительный мир, если преодолеть внутренние проблемы.

Да что вы, говорю я. И опять смеюсь.

Поверьте, Света. Все может стать очень-очень хорошо. Доверьтесь нам. Как только человек начинает понимать ценность своей подлинной сущности, которая, при любых условиях не зависит от мнения других людей…

У меня нет таланта, говорю я.

Что вы имеете в виду, Света?

Я не могу писать стихи. Я не поэт. У меня нет таланта.

Человеческая природа необычайно богата, говорят доктора. Вы сами не знаете, какие способности в вас заложены. Если сегодня не получается одно, завтра можно попробовать другое. Надо найти то, что приносит вам наибольшую радость. Ребенком, например, что вы больше всего любили делать? Плавать, рисовать, играть с друзьями?

Я любила читать стихи со сцены. И чтобы мне аплодировали.

Доктор слева опять вздыхает, а доктор справа протирает очки. Значит, вы больше всего любите известность? Может быть, это оттого, что вас недолюбили в детстве? Что – если бы вы нашли настоящую любовь – вам не понадобилось бы восхищение толп и щелканье фотокамер?

Нет, мне не нужно обожание, говорю. Вы меня не так поняли. Или я не так выразилась. Не это было самым важным. Не тогда, когда я на сцене стояла. А по ночам, когда ко мне приходил звук. Вы знаете, он на самом деле всего какой-нибудь год приходил. Я не могла заснуть, а он со мной разговаривал. Не просите меня рассказать, про что. Про все, про разное. Не для ваших ушей. Звук приходил, и все, что было в этом мире злом, оборачивалось в добро. Потому что все в этом мире – зло. И этот стол, и это кресло, и это стекло в окне, и пальма в саду, и Америка ваша, и наша Россия, и звездочки на небе. А мой добрый ночной звук был один-одинешенек и совсем не из этого мира. И он меня любил и приходил ко мне тогда. А потом перестал, потому что я не поэт и у меня, как оказалось, нет таланта.

Ну Света, послушайте, в мире столько всего, говорят доктора. И вновь принимаются меня убеждать, что можно жить и без того, чтобы писать стихи.

Но только зачем, дядя Жора, зачем?