Черноводье

– Дядя Афанасий, давай я пойду к нему. Он меня знает! – возбужденно заговорил мальчишка. – Я его поймаю, вот увидишь, поймаю!

Жучков посмотрел на своего бывшего бригадника – копновоза, потом на старого мерина:

– А че, Федька, однако, дело говоришь! Попробуй! – Жучков подал мальчишке недоуздок. – Оброть, возьми!

Федька закинул на плечо недоуздок и пошел к мерину. Взрослые с интересом наблюдали за поединком человека и лошади. Да в общем никакого поединка и не было…

Мальчишка медленно подходил к беглецу:

– Кось, кось – Пегаш! – подзывал мальчишка лошадь, он сунул руку за пазуху и вытащил припасенный кусочек лепешки. Раскрыв ладонь, на которой лежал черный кусочек хлеба, мальчишка протягивал его мерину:

– Кось, кось – Пегаш! – звал Федька лошадь, замедляя шаг и осторожно приближаясь к ней все ближе и ближе. – Стой, дурашка, стой! – успокаивал мерина мальчишка.

Наконец Федька совсем близко подошел к конской морде и протянул кусочек хлеба:

– Кось, кось! – продолжал он успокаивать вздрагивающую лошадь.

Мерин утробно вздохнул и мягкими губами коснулся мальчишеской ладони, подбирая кусочек хлеба.

– Хорошая лошадь… Молодец! – Федька накинул на шею лошади недоуздок. Нервно дернув головой, мерин сразу же покорно опустил голову. Федька гладил жиденькую гриву лошади, приговаривая: – Умница ты мой, умница! – И мальчишка надел недоуздок на конскую морду.

– Пошли, Пегаш! – Федька натянул повод, и мальчишка и старый мерин, утопая в размешанном конскими копытами снегу, двинулись к загонщикам. Афанасий Жучков, молча следивший за мальчишкой, удовлетворенно крякнул, когда Федька накинул недоуздок на шею мерина, и похвалил:

– Молодец, ястри его!

– Во, дядя Афанасий, поймал! – похвастался юный табунщик. – Пегаш меня помнит!

Старый мерин доверчиво положил тяжелую голову на плечо подростка, с покорной доверчивостью поглядывая на толпившихся загонщиков.

В другом конце гривы, около растерзанного стога, сбившись в плотную кучу, стояли кони. Жучков посмотрел на загонщиков, на комендантов, упаренных в беготне по рыхлому снегу. Раскрасневшийся Сухов расстегнул верхнюю пуговицу полушубка.

«Побегай, побегай! – позлорадствовал про себя Жучков. – Это тебе не рубаху плеткой рвать да на топчане лежать, а коней одичавших ловить!» – затем посмотрел на уставших мужиков и твердо проговорил:

– Попробуем еще раз, – и пояснил: – Кони щас устали, должны прижать их к стогу!

Загонщики молча разошлись. Иван опять повел свою команду вперед, охватывая стог. Вытягиваясь на ходу, двинулась по снегу вторая цепь во главе с Жучковым. Лаврентий Жамов верхом на мерине был на стыке двух шеренг, отрезая табун от чвора.

На вытоптанном пятачке перед изгородью сбились в кучу беглецы, тяжело поводя боками.

Цепи загонщиков постепенно сходились, все теснее и теснее сжимая табун. Кони вели себя неспокойно, постоянно перемещались, стараясь пробиться в середину табуна, точно роились пчелы на летке у улья. Только Воронуха, высоко задрав голову, стояла неподвижно.

– Щас, паскуда, рванет! – с беспокойством подумал Жучков и не ошибся. Кобыла, оскалив желтые зубы, с визгом кинулась на цепь. Вырвавшись раз из оцепления, она снова выбрала Сухова. Отпрянув, комендант полетел в снег. Пока он барахтался в сугробе, мимо него пулей пролетела Воронуха, а следом за ней и весь табун. Вне себя от ярости, Сухов вскочил на ноги и, протирая глаза от залепившего снега, стал судорожно расстегивать кобуру, матерясь на чем стоит свет:

– Застрелю, стерва! В рот… В мать… – он выхватил револьвер.

Распушив хвост, кобылица легко бежала впереди табуна.

– И правда застрелит, дурак! – испугался за лошадь Жамов, и, толкнув пятками под бока мерина, он огрел ременным поводом круп лошади. Пегаш застонал от боли и, судорожно дернувшись, сделал несколько прыжков в сторону коменданта, перекрыл от него своим корпусом удалявшийся табун.

– Убери эту дохлятину! – яростно хрипел Сухов, махая револьвером. – Я ее, стерву, все равно пристрелю!

– Не балуй, комендант! – сухо проговорил Лаврентий. – Так мы всех лошадей, чего доброго, перестреляем!

– Убери, Дмитрий, револьвер! – одернул Сухова комендант Ярославов.

Сухов бешеным взглядом оглядел толпившихся вокруг него людей и шагнул к Ивану Ярославову:

– Кто ты такой, чтобы меня учить!.. – и с кривой усмешкой процедил сквозь зубы: – Если умный такой, то лови и забирай ее в свой поселок!

– На хрена она мне нужна!

– А-а, значит, тебе не нужна, а мне, выходит, – нужна, так, что ли!.. Не-ет, миленький мой, тебе хрен, а не мне! – хрипел Сухов, продолжая махать револьвером.

– Ты пушку убери. Тут слабонервных нет! – Ярославов выхватил свой револьвер. – У меня тоже есть!

Вокруг своего коменданта сгрудились жители седьмого поселка. Они недовольно гудели:

– Не нужна нам эта зверюга!

Хозяева покоса тоже толпились вместе.

– Ты скажи, умники каки выискались! – наступали они на Ярославова и окруживших его людей. Дело доходило уже без малого до грудков.

Лаврентий Жамов спокойно глядел на галдевших людей, в голове у него мелькнула шальная мысль: