Черноводье

Бригадир медленно шел по кошенине, изредка поддевал ногой очередной валок. Приподнявшись вверх, сухая трава покорно ложилась на землю, распространяя кругом одуряющий запах, наполненный густым медвяным ароматом. Афанасий нагнулся и, захватив пук травы, помял его в руках. Наметанный глаз крестьянина определил – кошенина готова, можно убирать сено.

Мужик задумчиво продолжал мять в руках чуть повлажневшую траву:

– Разве это роса! – буркнул недовольно Жучков и бросил измятый пук травы на кошенину. Он неторопливо подошел к некоси, стеной стоявшей вокруг озера. Прошлым утром она тяжело гнулась под тяжестью обильной росы, а сегодня стояла выпрямившись, с едва отпотевшими стеблями. Бригадир зашел по пояс в траву, постоял, горестно махнул рукой и повернул назад к стану.

Около костра суетилась Акулина. Она успела набрать воды в ближайшем озерке, повесила одно ведро на таган, в другом замешивала пресное тесто на затируху.

– Че, не спится? Уже успел прогуляться, проверить все! – проговорила раскрасневшаяся от жаркого пламени костра стряпуха, поправляя сгибом локтя падавшие на глаза волосы.

– Прогулялся! – недовольно ответил Афанасий.

– Че бурчишь, вон – стога-то растут. Вроде ладно пока!

– Ладно-то ладно! Вот погода только ломается, мать ее за ногу! – в сердцах выругался бригадир.

Акулина оторвалась от дела и подняла голову.

– С чего ты взял? Гляди, какая синь на небе!

Афанасий только усмехнулся и ничего не ответил стряпухе.

Он подошел к костру и тяжело опустился на колодину.

– Готовь шустрее, пора энтих лодырей подымать!

За завтраком собралась вся бригада. Жучков оглядел собравшихся и скрипучим голосом заговорил:

– Значит, так… – он помедлил немного и продолжил дальше: – Седни всем скопом на уборку. Надоть готову кошенину убрать!

– Траву валить не будем? – переспросил у бригадира Иван Кужелев.

Афанасий посмотрел на Ивана и тихо ответил:

– Валить траву и в дождь можно, а убирать не будешь…

Солнце палило нещадно. Обливаясь потом, Иван и Николай Зеверов тащили нагруженную сеном волокушу, сделанную из двух тонких березок. Подскользнувшись, Николай упал на колено. Бросив волокушу, он оперся обеими руками о землю; на молодого парня вдруг навалилась слабость, закружилась голова, перед глазами поплыли кровавые круги, все тело обмякло. И захотелось есть – до тошноты, невыносимо. Николай потряс головой и застонал:

– Господи, кусок хлеба бы с мясом!

Иван тоже опустился на землю и, потирая руками дрожащие колени, устало проговорил:

– Ишь, че захотел, кто-то ест – только не мы!

Передохнув, парни поднялись… К полудню бригада завершила два стога.

В обед нагрянул Сухов вместе со своим помощником. Бригада только закончила обед. Люди отдыхали в тени шалашей, под осинами. Комендант стоял в своей излюбленной позе, широко расставив ноги, постукивая ременной плетью по голенищу заляпанного сапога.

– Бригадир, где сегодняшняя норма кошенины, а? Без пайка хочешь бригаду оставить?

Жучков всегда терялся в присутствии коменданта. Голос его дрогнул, и он неуверенно проговорил:

– Дак ить сено надо убрать, сухую кошенину. Сгноим сено – погода ломатся!

– Га-га-га! – неожиданно расхохотался Сухов. Так же неожиданно бросив гоготать, он в приказном тоне проговорил: – Какая погода, умник, посмотри на небо!

Жучков посмотрел на коменданта и покачал головой:

– Мне седни утром наши говорили про сине небо, теперь – ты! А я вот че скажу – валить траву и в дождь можно, а убирать только в сухую!

– Ты Жучков, не своевольничай! – Сухов резко щелкнул плетью по голенищу.

Афанасий невольно вжал голову в плечи. От растерянности бригадира по лицу Сухова промелькнула торжествующая улыбка. Обернувшись к Поливанову, он жестко сказал:

– Останешься до вечера, проверишь!

Мешковатая фигура Поливанова неловко топталась позади коменданта. «Бравый» вид помощника коменданта вызывал снисходительную улыбку даже у замученных спецпереселенцев. Поливанов вздохнул, вытер рукавом гимнастерки пот с лица и промолчал, глядя на начальника не то отсутствующим, не то покорным взглядом. Сквозь эти бесцветные глаза, прикрытые тусклой полупрозрачной пленкой, было невозможно добраться ло человеческой души.

На стане Сухов был не более получаса. За это время он обшарил все шалаши и выдернул за ноги спящего Федьку. Ошалевший мальчишка, жмурясь от солнца, сонно хлопал глазами.

– Че же ты, ирод, делашь! Мальчонка ухряпался на работе, а ты ровно щенка! – сжав кулаки, рассвирепевшая Акулина вплотную подступила к коменданту.

Сухов с любопытством смотрел на женщину, потом глаза его вдруг побелели, точно у снулой рыбы.

– Ухряпались… Мать вашу! – он поднял над головой плеть.

– А ну ударь, ударь, паскуда! – Акулина бесстрашно напирала на Сухова.

Тот отступил на шаг. В глазах у него на краткий миг мелькнуло осмысленное выражение. Сухов опустил плеть и, повернувшись к женщине спиной, точно ее и не было, рявкнул на Жучкова: