Непривычно тихо. В прибрежных зарослях не слышно шумной возни и писка пернатого царства. Воздух, окрашенный в бордовые тона закатным солнцем, навевал чувство тревоги… Поднялась мошка. Она залепила гребцу глаза, кисти рук, назойливо лезла в каждую щелку. Агафья спокойно смахивала серую дышащую массу с лица, но через мгновение мошкара снова слепила глаза.
– Портится погода. Гнус поднялся, спасу нет! – тихо проговорила тунгуска.
Лыска, услышав голос, поднял острую морду и насторожил уши. Посмотрел на хозяйку и снова уткнул нос между задними лапами, прикрыв его пушистым хвостом.
Наконец густые заросли черемушника закончились и полноводная речка слилась с Васюганом. Слабый ветерок сбил мошкару в прибрежные заросли. Агафья вздохнула свободнее, положив поперек борта весло, она с наслаждением опустила руки в воду и влажными ладонями обтерла горевшее от укусов лицо. Вдруг где-то за кормой обласка, со стороны заката полыхнула зарница, и через некоторое время донесся едва различимый раскат грома.
«Однако, гроза идет! – с тревогой подумала Агафья. – Быстрее надо. Мясо может замочить; спортится мясо». Она заботливо поправила мешковину, которая закрывала большой ворох мяса, лежавшего на дне обласка. Затем направила остроносый обласок в узкий исток, вытекающий из чвора. Подгоняемая глухими, пока еще далекими раскатами грома, она протолкалась по мелкому илистому истоку в озеро.
Зоркими глазами Агафья сразу заметила толпящийся на противоположной стороне озера народ. Она давно не была на этом чворе. И сейчас с любопытством рассматривала непривычную картину – подчистую выкошенной гривы.
– Ой-е-ей! – удивленно пропела охотница, направляя верткую посудину к противоположному берегу. Неторопливо и размеренно помахивая веслом, Агафья медленно приближалась к берегу.
За кормой обласка тихо позванивала вода.
– Гляди, баба! – удивленно воскликнул Иван Кужелев.
– Вижу! – отозвался Жучков. – Че она здесь потеряла? – разглядывал приближающуюся гостью.
С тихим шелестом нос посудины врезался в густую осоку. Лежащая в носу обласка Тайжо, маленькая юркая собачонка, выскочила на берег, деловито обнюхала людей, затем села около воды, поджидая хозяйку.
Иван подошел к обласку и, взявшись за носовую распорку, выдернул лодку подальше на берег. В нос мужику шибануло густым, сытным запахом мяса. У Ивана жадно затрепетали ноздри. Лежавший в ногах у хозяйки Лыска поднял голову и внимательно следил за чужаком. Верхняя губа собаки подрагивала, обнажив сахарные клыки; из мощной груди кобеля вырывался глухой сдержанный рык.
– Нельзя, Лыска, нельзя! Свои! – Агафья погладила собаку по широкому лбу. Кобель успокоился и, положив тяжелую голову на передние лапы, внимательно следил за людьми, толпящимися на берегу. Тунгуска воткнула рядом с бортом обласка весло и, придерживая его рукой, с интересом рассматривала людей. Ее широкоскулое лицо с узкими глазами было абсолютно неподвижно, только узкие глаза-щелки тщательно ощупывали каждое лицо покосника.
Бригада тоже с интересом разглядывала гостью.
Наконец Агафья оперлась о весло и встала. Затем шагнув через борт, она ступила в осоку и вышла на сухой берег. Невысокая, крутобедрая и высокогрудая, она крепко стояла на полных, слегка кривоватых ногах, обутых в легкие кожаные чирки.
Ее взгляд с нескрываемым интересом задержался на рыжеволосом Николае, перескочил на Ивана, затем на Степана Ивашова, равнодушно скользнул по лицу Афанасия и Насти.
«Плохо, савсем плохо. Шибко худой люди. Правду Ефимка говорил!» – думала Агафья.
Молодые мужики и холостые парни помимо своей воли жадно рассматривали пышущую здоровьем девушку с толстой черной косой, змеящейся вдоль всей спины. Почувствовав непривычную неловкость под пристальными мужскими взглядами, Агафья утицей переступила с ноги на ногу и тихо невозмутимо сказала:
– Мяса притащила. Берите мяса. Без мяса савсем плохо… Шибко дохлый! – Она нагнулась и сняла мешковину; покосники увидели большую кучу нарезанного плетями мяса.
– Ефимка просил притащить. Хороший мужик Ефимка! – пояснила Агафья.
Иван, стоявший ближе всех к обласку, невольно протянул руку к вороху мяса.
– Бери, бери! – подбодрила тунгуска покосника. – Ха-а-роший мясо, жирный; бык – молодой!
Густой запах свежевяленого мяса распространялся вокруг обласка. Лихорадочным блеском горели у покосников голодные глаза.
– Господи! – почти в горячечном бреду повторяла Настя. – Маленький кусочек, хотя бы маленький кусочек!..
Иван взял сухую плеть мяса и поднес ее к лицу:
– Первый раз вижу такое мясо! – тихо проговорил мужик, обнюхивая, как собака, серую, невзрачную на вид плеть.
– Смотри! – Агафья взяла из кучи сухое мясо и острым ножом разрезала плеть. Серая высохшая корочка окружала розоватую сочную мякоть.
Настя жадно смотрела на мясо и невольно шагнула вперед. Агафья протянула отрезанный кусок женщине:
– Бери, бери, ешь!
Настя схватила поданный ей кусок и, не замечая никого вокруг себя, впилась в него зубами.
Люди зашумели, задвигались, раздались радостные возгласы: